Посмертная маска
Если пытаться снять слепок с нашего общества, получится посмертная маска.
Я не накаркиваю близкую кончину — в связи с кризисом и санкциями, не толкую про обрыдшие скачки цен на нефть. Образ покойницкой маски не надо воспринимать как плач и отходную по России, которая выходила (не без потерь) из испытаний куда более грозных, чем нынешние, и, возродясь, начинала себя достраивать, перестраивать, преобразовывать и бежать вдогонку за цивилизацией, ушагавшей далеко вперед.
Я про состояние умов и общества, где считается нормальным помещать портрет действующего политика в обрамление оптического прицела. Я — о заявлениях, что на результаты выборов в Думу может воздействовать заграница. (Мы можем повлиять на результаты праймериз в США? А зловредные американцы, оказывается, на наши одномандатные округа могут.) Налицо бредовость и специальное нагнетание напряженности. И, естественно, гибель упований на улучшение нравственного климата и сугубо мирную борьбу противоположностей. Ибо живые мишени — это не шутка, не частное мнение отдельного человека, высказанное в узком кругу друзей, это обнародованная примета конфронтации как государственной политики. Задумаемся однако: если в кого-то задорно летят то куриные яйца, то диетические торты, значит, у другого кого-то есть средства покупать (в эпоху импортозамещения!) данные продукты, не обращая внимания на цены. Сомневаюсь, что рядовой гражданин может позволить себе такое транжирство и изведет ползарплаты на яства, которые выкинет, а не использует во благо своей семьи.
Зададимся новым вопросом: почему не летят деликатесы в представителей правящей партии? Они (представители) разве более популярны, чем тот, кого атакуют бисквитами? Ответ ясен: у оппозиции нет средств на покупку тортов и тортометателей.
Явственно ощущается за подобными развлечениями толкающая события в нужную ей сторону умелая рука. Иногда она может мягко пожурить заблудшего, измазав его сливочным кремом, иногда способна поместить лик проштрафившегося в прорезь виртуального (пока) прицела, порой не поколеблется выстрелить, как на Москворецком мосту.
Почему нельзя говорить, спорить, доказывать свою правоту нерепрессивно? Почему непременно надо прибегать к зашугиванию, а то и кровопусканию? Синдром страха, разлитого в воздухе, не породит ничего, кроме синдрома агрессии.
Тут мне могут возразить: правление товарища Сталина, основанное на страхе, дало и рывок промышленности к небывалым достижениям, и успех в с/х, и победу в войне, и создание атомной бомбы… Неисчислимое, тремя словами, море благ… За исключением, добавлю от себя, маленького минуса — выбитого в те годы, как пыль из ковра или подушки, генофонда, отозвавшееся сегодняшним минусовым интеллектом — в связи с чем мы находимся там, где находимся. За насилие приходится расплачиваться потомкам, от насильников рождаются дети, склонные не рассуждать, а насиловать.
Пикник на обочине мира
В не столь далекие упомянутые расстрельные годы пускали в расход за связь (подлинную или мнимую) с Троцким и троцкистами, с социалистами-революционерами, с царским приближением, с антантовцами, с колчаковцами и деникинцами. Борьба кипела не на жизнь, а на смерть. Но сегодня для такой сшибки пока нет оснований. Вполне можно договориться мирно и поискать точки соприкосновения непринужденно. Это достижимо: быть идейно непримиримыми, но соблюдать гребаный, отвратительный, заставляющий держаться в рамках приличия этикет. Трамп с улыбкой поливает Хиллари, Хиллари с кривой ухмылкой поносит Трампа, печатают пасквили друг на друга, но никто никого не убивает и не уличает в госизмене. Зато в Иране победивших на выборах реформаторов (это произошло неожиданно легко) их оппоненты — твердокаменные консерваторы — именно в госизмене и обвиняют и твердят: берете деньги у иностранцев, хотите их прихода в политику и экономику! Вам это ничего не напоминает? У нас, по сложившемуся в худшие годы стереотипу, нагнетается истерия, осуждают (и с каким накалом!) ренегатов — если б какого-нибудь высоколобого философа Каутского, но нет — чету эстрадной дивы и ее мужа продюсера, отобедавших с опальным олигархом. Изгнанник, конечно, может претендовать на роль Ленина, который из Швейцарии руководит народными массами Петрограда и ведет их на штурм Зимнего. Но сотрапезники не смахивают на наемных агентов кайзера Вильгельма, отправляющихся в Россию в опломбированном немецком вагоне.
Вероотступников предают остракизму, заставляют каяться, оправдываться. Не ровен час, будет затеян судебный процесс в лучших традициях борьбы с врагами народа, космополитами, врачами-убийцами — с заранее известным приговором, вынесенным априори и беспощадно в назидательных целях и с ясной для всех устрашающей резолюцией. Что ж, умные продюсер и певица получат еще порцию рекламы, я за них искренне рад. А спекулянты-патриоты, предпочитающие лондонскому смогу и виски отечественный шибающий в нос квасок, очередной раз окажутся в ироническом и историческом ауте.
Троглодитские внутренние установки дают о себе знать и во внешних проявлениях. Подписан документ с Кореей — понятно, какой из двух, не надо растолковывать, потому что договор предполагает высылку из нашей страны граждан узкоглазой национальности. Возврат под иго родного вождя означает для них казнь или гибель в сталинского типа трудовых лагерях. В России 200 тысяч корейцев. Недолго они дышали воздухом нашей свободы, этого воздуха уже и для нашего коренного населения не хватает, теперь отправим их на каторгу и смерть. За что? Для чего? Какую выгоду и кому это принесет? ООН объявляет Пхеньяну санкции за ядерное своевольство, мы торопимся подсластить санкционную пилюлю. Высылка беззащитных корейцев не отзовется ли усугублением диктата в нашем собственном внутренне-государственном пространстве? Или этого и добиваемся? Помните, что говорил Достоевский? На слезе ребенка (пенсионера, корейца, таджика — добавлю я) не построишь дворца всеобщего благоденствия. В подобных гонениях еще нагляднее проступают тенденции, характерные прежде всего для российского менталитета, выпирает настрой на подавление и растаптывание всех и каждого — в угоду единственному имеющему право существовать мнению.
Кульбит
Мы и сами не заметили, как совершили лихой кульбит и очутились перед магазинными прилавками позднего социализма: жухлые овощи, залежалые консервы и зияющие пустоты на полках. Впрочем, при социализме качество еды было много лучше: не применялись столь широко пищевые эрзацы, наполнители, усилители вкуса, ГМО-компоненты. Сейчас за бешеные деньги нам впаривают откровенную отраву. (А на ТВ громоздятся одна на другую кулинарные передачи, глянцевые журналы делятся рецептами деликатесов. Это ли не праздник издевки и комедиантства?) Высокие слова звучат с высоких трибун. Но о скольком не говорится прямо, умалчивается, даже не намекается, хотя всё предельно ясно. «По умолчанию» — точное и многомерное выражение. Зачем разжевывать очевидное: медицинская реформа направлена против стариков, молодые редко обращаются за помощью к врачам. А молодые и есть главная движущая и рабочая сила общества. На неглавное — плевать.
Неглавным в нынешней калькуляции оказались люди.
Мы живем по раз и навсегда заведенным правилам абсурда и опять в изоляции посреди земного шара — кругом враги, вот и щетинимся оружием. Может, не надо было рыпаться, свергать коммунистический режим, спокойнее и проще было идти как шли — плясать под дудочку Сталина-крысолова? Не следовало отменять КПСС и противостоять ГКЧП? Но нет, плюс в демонтаже монолита все же был. Мы благодаря перестройке отсрочили свой печальный изгойский финал. А отколовшиеся от нас Прибалтика и Грузия уже не пойдут на дно вместе с нами.
Не противных не бывает
Умные люди недаром проводят параллель между Россией нынешней и революционной 1917 года. Можно ли было тогда ничего не менять? Могла ли революция 1917 года не произойти? Но вопрос это праздный. Глупость правящей верхушки довела до того, что она сама подписала свой смертный приговор.
Царь был, прямо скажем, никакой. Пустое место. Говорил одно, делал другое. Назначал на высокие посты ничтожеств, рассчитывая на их личную преданность и порядочность. Но у ничтожеств не может быть ни преданности, ни порядочности. Ни родины. Ничтожество занято собой и тем, что охраняет себя и свои сбережения. Приближенные царя воровали. Помещики бесчинствовали. Промышленники расхищали. Военные наживались (Россия оказалась не готова к войне, в которую царь — из благородных побуждений — втянул империю).
И вот среди ничтожеств, казнокрадов, подлецов возникла идея: царь недостаточно хорош. Он мешает прогрессу. Он — тормоз на пути к окончательной свободе (воровства и вседозволенности, которые и без того цвели пышным цветом). Закоренелые враги монарха и близкие его друзья совокупно свергли ничтожество. Общие усилия привели к обезглавливанию державы. Как курица с отрубленной головой, она понеслась навстречу гибели.
Дальнейшие политические разборки проходили на фоне растущей народной ненависти к власть имущим. Зверь, выпущенный из клетки, не пощадил никого. Нетрудно догадаться, чем закончилась вольница. Мы документально знаем: одних поубивали, другие успели удрать, но большого счастья не обрел никто.
Вот о чем я: лучше хоть какая-то власть, чем никакой. Лучше в нашем планово-предсказуемом государстве заранее позаботиться о подготовке кадров, которые изменят курс плавного сползания в небытие. Мирным великодушным путем, указанным Ельциным, назначив планового преемника, можно избежать многих напастей. Каким манером получил страну в управление — таким ее и верни. Можно при этом продолжить бросаться в неугодных тортами, но уничтожать никого не надо. Да, противно, мерзко ждать и терпеть, глаза бы не видели фальшивые, мертвенные рожи. Но постепенно они уйдут. Сами собой. В силу объективных причин. Разве Сталин был лучше? А Ленин? А все прочие сменявшие друг друга хитрованы и болтуны? Противен был Пиночет. Но, может, иногда нужны противные — поскольку другие встречаются крайне редко?
Страна наша такова (человеческая суть такова), что через десять лет даже самый радикальный реформатор обрастет помощниками-ворами. Однако лучше начать меняться добровольно. И не затягивая этот процесс. Поскольку длительность так называемой переправы — откуда куда? — уж очень затянулась.
