— Мария, что лично вам дала эта жесткая и непростая роль?
— Надо признаться, я непрофессиональная артистка мюзикла — это мой первый опыт в этом жанре (Мария Биорк хорошо нам известна по своим работам в Театре наций, у Сергея Безрукова, в театре Назарова. — Я.С.). Как только услышала музыкальный материал, сразу решила: играть и петь такую Соню очень хочу. Был долгий кастинг... Желание желанием, но надо было соответствовать. У Андрея Сергеевича внутри спектакля трудно играть плохо, потому что он дает очень жесткий рисунок, который работает в любом случае. Но музыкальный материал Артемьева предполагает не просто вокализирование, а именно драматическое исполнение. Так что без актерского наполнения ничего не будет... И это особенно касается Раскольниковых и Сонь — несколько артистов играют в очередь.
— То есть поиск продолжается, несмотря на то что премьера состоялась?
— Конечно, ищем, что-то меняем, продолжаем находить смыслы — материал располагает.
— Поиск этот прекрасен — он дает ощущение спектакля на живом нерве.
— Режиссер не осекает нас, наоборот, сам многое меняет в процессе. Каждый день добавляем, дополняем, оживляем. Наш второй режиссер — Рамуне Ходоркайте, говорит, что Андрей Сергеевич свои спектакли в покое не оставляет. На протяжении всего времени, что они идут, постоянно вносит какую-то в них живинку...
— Какие у вас отношения с вашей героиней? Вы как женщина ее понимаете?
— Понимаю, но... был такой сложный момент. Долго думала: что может заставить девушку пойти в проституцию... Если б я оказалась в такой ситуации, как Соня, то пошла бы работать куда угодно, только не в проститутки. Но я все-таки... нашла для себя жизненные обстоятельства, которые заставили мою героиню так поступить. Хотя, казалось бы, так много возможностей — почему именно проституция?
— Но Кончаловский переносит нас в 90‑е годы, которые вспоминаешь с содроганием... Профессура консерватории барыжила на рынках — о чем говорить.
— Я из тех людей, которые точно бы нашли возможность, — полы пошла бы мыть, официанткой работать. Но я для себя решила так: Соня — человек нестоличный. По роману, ее отцу предложили в столице место, и Соня, будучи совсем юной, практически ребенком, не получив должного образования, абсолютно растерявшись в сложной ситуации, нашла именно такой выход. Обездоленность ее — главный момент. Она ребенок! Ее должны защищать, любить, о ее будущем должны заботиться, а получается, что она заботится о будущем своей семьи, что неправильно. Вот так и вышло с ней. Понимаю свою героиню. Я сама не москвичка. В Москву приехала в 16 лет, вспоминаю свои общажные годы — чувство полной брошенности, обездоленности, родители далеко, денег мало, почти нет, сплошные быстрорастворимые супы... И я от этого отталкиваюсь в роли.
— В романе, кажется, нет этого момента — когда вы бьете Раскольникова бритвой по щеке, кровища идет...
— Нет-нет, в романе Соня — кроткая девушка, а вот в 90‑е годы как раз она бы это сделать смогла.
— Раскольникова — поскольку это мюзикл, сложнопостроенные сцены — вы ощущаете в качестве напарника?
— Еще бы! В какой-то момент мы немного не понимали с ним — когда же Соня прониклась к Раскольникову? Потому что она всегда вела себя как зверек... так что приходилось искать эти партнерские полутоновые вещи. И до сих пор ищем: где можем — встречаемся глазами, или тот же удар бритвой — ударила, но сама же испугалась больше, чем Раскольников.
— С удара и начинается ее любовь...
— ...больная любовь. Потому что у Сони нет нормального опыта. Мужчины — это те, кто ею пользуется, и она берет с них за это деньги; папа — это тоже не защитник, папу надо самого защищать. Так что она больная, она не знает, что такое человеческая любовь, но потом, благодаря каким-то корневым в ней вещам, которые вскрывает прочтение Библии, Соня и Раскольников понимают, что любовь — единственное, ради чего жить стоит. Любовь переворачивает их судьбы.
— Очень жесткая сцена — когда двое мерзавцев кидают Соню от одного к другому...
— Сцена решена пластически, мы делали ее почти перед самой премьерой, а сыграв несколько спектаклей, еще более ее усилили. Вообще, Андрей Сергеевич всех своих замыслов нам сразу не выдает; дает то, с чем мы можем справиться. Справились — накидывает еще сверху. Потом еще. И еще. Как-то так. Но мне это очень нравится. Очень! Форма жесткая, но внутри ее и можно, и нужно, оказывается, что-то менять...
— Театр Швыдкого всегда был силен помимо прочего своим азартным молодым ансамблем артистов. Как этот азарт помогал преодолеть сложный репетиционный период?
— Очень помогал! Конечно, у постановщика не было времени заниматься каждым человеком из ансамбля в отдельности. Но вы посмотрите, что они вытворяют! У каждого свой образ, каждый играет по нескольку мини-ролей — проститутки, деревенские жители, офисные работники, — команда фантастическая, они не работают как ансамбль, но как артисты — потрясающее отношение к делу. Причем там служат такие именитые люди, что еще непонятно, кто тут, так сказать, талантливее и опытнее.
— Вы смотрели «Преступление» глазами зрителя с другой Соней?
— Конечно. И личное впечатление такое: это аллюзия на тему «Преступления и наказания», и, чтобы считать все смыслы и все планы Андрея Сергеевича, мало того, что роман знать нужно, так и желательно ориентироваться во времени — то XIX век, то сто лет спустя... Это ощущение марева, сна, нереального пространства, где иллюзии и сновидения перемешиваются с реальностью. С побеждающей силой любви.
