— Игорь, когда я читала вашу биографию о долгом пути от технических вузов до актерской профессии, ваши интервью, вы показались мне человеком принципиальным, с внутренним стержнем. Как вы сделали выбор в пользу актерства, профессии зависимой и такой дипломатичной?
— Мне и самому это непонятно. Есть люди, которые вполне конкретно и удобно отвечают на этот простой вопрос: например, с детства мечтали или иначе как-то. Есть масса разных мотивов, но лично мне... Я сам себе задаю этот вопрос, и все время удивляюсь: не знаю, как так получилось.
— А кем мечтали стать в детстве?
— Дирижером.
— Тогда поговорим о музыке. Есть мнение, что в кино, например, музыка может спасти даже посредственную картину. А в театре какова роль музыки?
— Все это достаточно спорные утверждения, и я понимаю, что они универсальные. Тот же Джармуш утверждает, что саундтрек — это мышцы фильма, и нужно научиться слушать саундтрек без изображения, и что это очень полезно для режиссеров. Однако если вы возьмете братьев Коэнов — один из любимейших моих примеров и фильмов «Старикам тут не место» — и внимательно посмотрите: там музыки нет вообще. Есть один музыкальный момент, когда герой просыпается в Мексике, перешел границу, перед ним стоят четыре гитариста и на какой-то площади поют ему… И все! Но какой фильм! Я хочу сказать, что это все очень зависимые вещи. Вот вы к чему это сказали? Что музыка является доминантным, основополагающим базовым компонентом, частью любого произведения?
— Не любого.
— Я не буду спорить, не могу. Просто мы привыкли к тому, что есть музыка. Лично для меня это пространство сакрального, интимного, такая медитативно-эпическая вещь… Ворона каркнула — вы слышите «кар», а я — фа-диез. Есть такие абсолютники, которые слышат в любом шуме музыкальную линейку.
— То есть у них нет понятия «какофония»?
— Есть. И какофония, и диссонансы, и консонансы, и волчья квинта, и все что угодно в окружающем мире. Если я слышу песню, написанную с душой, талантливым человеком, с талантливым текстом, если она собирается в некий одушевленный конструкт и живет, а я в ней вижу какой-то ресурс для себя, то пытаюсь сформулировать по-своему. Скажем, я могу сотню раз слышать исполнение Бернесом «Любимый город может спать спокойно» или «Враги сожгли родную хату», 99% устроит это исполнение драматически и музыкально, а меня что-то не устраивает. Если меня что-то не устраивает, я пытаюсь сформулировать иначе.
— Вы пропускаете эти песни через себя?
— Конечно, пропускаю… (Задумывается.) Не могу так сказать… Может, они меня через себя пропускают! Скорее так! Не хочется говорить банальности, но мы рано или поздно в них скатимся: слова — это слова, упираются сами в себя, и все. Самое важное все равно не скажешь словами, особенно в интервью.
— Насколько я знаю, вы не любите их давать.
— Не люблю, потому что они в принципе ничего не открывают о человеке.
— Однако, думаю, вашим поклонникам интересно узнать, что вы за человек, как мыслите…
— Лучше посмотреть то, что я делаю. То, когда я занимаюсь делом, а не разговариваю о нем. Что говорить о музыке — ее надо услышать.
— Хорошо, вот в театре «Русская песня» состоится ваш сольный концерт, как гласит анонс, «о любви, лагерях, эмиграции и оттепели». Расскажите подробнее, что за программа готовится? Это будет некое театральное представление?
— Мы постарались объединить все в музыкально-текстовую композицию, связанную с архетипами, свойственными нашему пространству — ментальному и топографическому. С помощью хорошей, на наш взгляд, музыки и текстов, которые нам показались интересными, попытаемся выстроить диалог со зрителем. Но это не представление, я был бы осторожен с такими формулировками. Для меня все, что касается жестких определений, маркировок, всегда проблематично. Не потому, что я сложнее или проще — всегда боюсь некой заданности, жанровой однозначности. Мы с музыкантами из Red Square Band попытались обозначить хотя бы некое музыкальное направление и стиль, который нам близок, и остановились на эпическом роке.
— Интересно. Это будет совершенно новая программа, отличная от той, что была в декабре на концерте «Неукротимый» в рамках проекта «Хрустальные вершины» от премии «Хрустальная Турандот»?
— Что-то будет и оттуда, но программа в целом все же будет иной. Вообще, это случай — Надежда Бабкина вместе с Антоном Собяниным, директором «Русской песни», пришли на спектакль «Идеальный муж» в МХТ, после мы пообщались и договорились о сотрудничестве. Нам нравится площадка и то, что там происходит. И Надежда Георгиевна нам очень нравится! Поэтому мы с музыкантами постарались поставить для себя какие-то высокие цели и задачи.
— Как у Кафки — «при стрельбе надо целиться выше цели»?
— Может быть. А часто бывает у нас, что выпускают стрелу, а потом вокруг нее рисуют цель. То, что мы сейчас делаем, кажется нам важным, но это не значит, что понравится вам. Но пока мне кажется важным и пока все 15 человек, профессиональных, очень грамотных, с хорошим вкусом, воспитанных музыкантов…В Red Square Band такие индивидуальности в коллективе… Вообще, знаете, музыкальные люди — это особые люди, особый тип, они не способны к хамским проявлениям, на мой взгляд. Музыка делает лучше, как любое искусство, делает чище, выше, прозрачнее — это лучшее, что есть, с ней мало что может сравниться.
— А литература как-то повлияла на вашу личность, или только музыка?
— Как раз литература в основном и повлияла. Я рано начал читать, у меня была хорошая библиотека, мог зависать там сутками. Зачитывался всем чем можно: в 12–13-летнем возрасте всего Фолкнера перечитал. Сейчас дочитываю последнюю книгу Пелевина, не хватает времени, нужно от всего отключиться и читать. Пелевин для меня фаворит, как и Сорокин — эти два современных автора в сфере моих интересов. Ну и классика: Толстой, Достоевский, Гоголь, Чехов, Бунин и Хемингуэй.
— Чем для вас является возраст? Что он, по-вашему, дает?
— Для меня время горизонтально… Для меня время остается идеей не физической, а психической, как у Достоевского — «время не предмет, а идея, погаснет в умах». Вот у меня «в умах» оно погасло, я не понимаю, что это такое, и не сознательно это делаю, а просто запоминаю. На карте бытийности у меня какие-то эмоциональные вспышки связаны в некую последовательность, некий узор. Я не помню, сколько мне лет, если в паспорт не заглядываю. Есть такие люди, можно сказать, что это подсознательная или бессознательная скрытая уловка витальности, чтобы бежать каких-то программ. При этом я достаточно хорошо играю в шахматы! А про время… Ученые доказали, что его нет как такового, есть научные доказательства. Китайцы говорят: «Живите так, чтобы не помнить времени».
— Игорь, а вы вообще видите, куда идете? Путь обозначен?
— Я сейчас занырну в какую-нибудь бездну… Сразу хочется цитировать вам Гумилева, философствовать. Понимаете, важно хотя бы в мерцающем контакте быть с тем, что определяет твое будущее, если оно есть. Но всерьез что-то программировать… Я не считаю, что человек сам себе хозяин, я отношусь к таким утверждениям с опаской. Поэтому стараюсь слушать знаки судьбы, по Юнгу — принципы синхронности. Но это вовсе не означает «безвольно плыть по течению».
