Если не успех, то шум вокруг проекта в «Гоголь-центре» просчитан с математической точностью со всех сторон: занят скандальный режиссер Константин Богомолов, терзающий русскую классику, как Тузик грелку, но здесь выступающий как актер. С ним партнерствует телеведущая культурной программы, умело и обаятельно рассказывающая про оперу, Сати Спивакова, мужа которой очень (и заслуженно) уважает власть, что можно рассматривать как защиту в случае чего. А чего — может быть, ибо… но про «ибо» — дальше. Наконец, главное блюдо к нашему столу — голая массовка числом 18, и обоих полов. И не на выход с парой стыдливых минут, а на два часа без расставания со сценой — в чем мать родила. Тем более что на сайте театра выложено видео с убедительными в художественности намерениями постановщиков: ножка к ножке, животик к спинке, телесные изгибы — в общем, художественная скульптурность поз возбуждает на покупку билета, а не на что, упаси бог, другое.
Наконец строгое предупреждение: «Администрация оставляет за собой право отказать в посещении спектакля лицам, которые выглядят (!!!) моложе восемнадцати лет и которые не могут предъявить документ, подтверждающий их возраст. Стоимость билетов в таком случае не возвращается». Впрочем, не только прыщавым подросткам на перформанс «Машина Мюллер» здесь заказана дорога. Про ресурс социальных сетей и говорить излишне: Кирилл Серебренников давно и лучше других коллег по цеху понял, что сегодня важнейшим из всех искусств для нас является пиар. И молодец: собственный продукт мало произвести — его надо уметь продвинуть, даже без учета знака качества.
Итак, смотрим «Машину Мюллер». Это монтаж из двух пьес известного немецкого постмодерниста Хайнера Мюллера — «Гамлет-машина» и «Квартет», а также его же дневников и писем. Первую, написанную еще в 1977 году, запретили к постановке в ГДР, и премьера состоялась в парижском театре Жерара Филиппа в 1978-м. В России ее ставили нечасто: в Театральном центре Анатолия Васильева (2001 г.), позже в Петербурге — Андрей Могучий, а в 2009-м — и сам Серебренников в МХТ, на Малой сцене, под названием «Машина». «Квартет» ставили и того реже: в 90-е годы на Таганке, в уже не существующем Театре Аллы Демидовой, режиссер из Греции Терзопулос выпустил «Квартет» с Демидовой и Певцовым. Вот и весь послужной список постановок в России Хайнера Мюллера — автора сложных, сложносочиненных пьес с множеством смыслов о проблемах человеческого бытия и безумия.
Первая мизансцена — в чуть приглушенном свете идет некая жизнь людей и бытовых приборов: телевизор светится экраном, дама в кресле неподвижна как мумия, а сиделка подле с книжкой шевелит губами, радиоприемник с треском ловит волны, девушка с левого края извлекает смычком звуки из виолончели, кто-то неподвижно лежит на кровати под простыней. На стене надпись: «Можно сказать, что основополагающим элементом театра, и драмы также, является превращение, а последним превращением является смерть. Единственное, чем можно объединить публику… страх смерти». Ну, думаю, опять пугать будут.
Уже видна хорошая работа художника по свету, можно оценить заданный высокий уровень саунд-дизайна, наполняющего пространство разнообразными звуковыми нюансами; по стенкам медленно ползут проекции с разрушенными городами, но без конкретных адресов, и их обитателями в массовом протесте и яростном столкновении с силовыми структурами. Является контртенор с чистым красивым голосом, что-то поет на немецком.
И тут спиной к залу возникли голые мужчины с накачанными ягодицами и все испортили. Ягодицы тут ни при чем: парни красиво застыли, как статуи в музее, и в их накачанные задницы плотоядно впивается рука появившейся Сати Спиваковой с интеллектуальным текстом из «Квартета», написанного Мюллером по мотивам романа «Опасные связи» (конец XVIII века). Так что монтаж Серебренникова — уже третий слой после Мюллера, в свою очередь философски перепевшего Шекспира и Шодерло де Лакло.
Но красивые мужские ж… не дают сосредоточиться на интеллектуальном тексте — отвлекают. Что поделаешь, так несовершенно наше восприятие, которое при выборе между интеллектом и физиологией подлейшим образом выбирает последнее. Что собой представляет сложная постмодернистская драматургия и как она звучит в XXI веке, уже неважно при виде голого тела. Дитя природы, натура: грудь, живот, попа, лобки с порослью различной густоты и члены различной длины. А тут когда мальчики еще и начинают прыгать, и их «погремушки» прыгают с ними в такт, бесследно чиркая воздух, и вместе с присоединившимися к ним барышнями два часа мозолят глаза причинными местами… Здесь режиссерская надежда, что все культурные коды и месседжи о несовершенстве мира, о крае бездны, по которому ходит человечество, будут услышаны, прочитаны, разбиваются о мужскую и женскую плоть, выставленную напоказ. Согласитесь, все-таки не каждый день у нас в театрах голышом бегают и трясут перед зрителями причиндалами, чтобы умный современный зритель оценил режиссерский замысел и подумал: «Вот же продвинутая умница, нашел ту единую форму, которая сама играет спектакль, подчиняет себе и актера, и зрителя». Он не подумает, даже если лукавый критик об этом умно и многословно напишет.
А жаль: Мюллер, интересный, хотя и сложный, и совсем «не для всех» автор, оказался сведенным к провокации ради нее самой же. Что бы ни говорили критики и снобы, но, наблюдая перформанс Кирилла Серебренникова, они вряд ли думают о мировой катастрофе и неотвратимости любви. Или неотвратимости катастрофы и мировой любви — сколько ни сыпь словами, везде выходит ж-па.
Но здесь важнее поговорить не о ней, нахально затмившей вдруг обнаружившееся редкое теперь в театре амплуа обаятельного негодяя у Кости Богомолова и усердное старание Сати Спиваковой, одолевшей непростой текст на женских и мужской ролях (герои то и дело меняются полами), а о провокативном искусстве как таковом, что всегда на грани, всегда вызов, а сегодня — еще и поступок.
Так вот, есть поступок художника, а есть игра в него. Ромео Кастеллуччи, известный театральный провокатор с мировым именем, сделал спектакль «Проект J: о концепции Лика сына Божьего» (2011 год, его привозил Чеховский фестиваль), от которого вздрогнула католическая церковь. Кастеллуччи свел на сцене портрет Христа и человеческие экскременты. Зачем? Таким образом художник ставил вопрос об унижении, в котором оказываются два человека — лежачий отец и ухаживающий за ним взрослый сын. Как же Господь допускает унижение раба своего, когда один унижен физическим бессилием и льющимися из него экскрементами, а другой — от усталости желанием смерти ближнему своему? Это был поступок.
Сравнивать риски сложно, но выступление того же Богомолова на последней церемонии премии «Гвоздь сезона» голым — он прикрылся проектом «Основ государственной политики в области культуры», то есть в личном протесте положил на них с прибором, — это тоже поступок. А вывести восемнадцать голышей и заставить их прыгать два часа в многозначительном, хотя и качественно выполненном, антураже… Увы, искусства в этом было меньше, чем в бане или на нудистском пляже.
Ну и последнее: оказывается, не только лица без документов, подтверждающих их возраст, не допускаются на голый перформанс, но в черный список демократов из «Гоголь-центра» попали нелояльные к искусству Кирилла Серебренникова журналисты и критики, в том числе и журналист «МК». Так что многочисленные ж-пы в «Гоголь-центре» — это не страшно: все страшное здесь уже произошло — художник лишился самоиронии и слишком серьезно к себе относится. А «Машина Мюллер» — тот случай, когда не важно быть серьезным.
