Состязаться Юлии придется с Марией Ароновой в фильме «Батальонъ» и Ренатой Литвиновой в картине «Про любовь». Кинокритики тоже заметили работу Юрии Пересильд, но в аналогичной номинации премии «Белый слон» конкуренцию ей составили совсем другие актрисы — Яна Троянова в «Стране Оз» и Ирина Купченко в «Училке». По сути, для Юлии, снявшейся более чем в сорока картинах, это первая большая роль в кино. Ее Людмила Гурченко в одноименном сериале появилась позднее. А вот в театре Юля, несмотря на молодость, давно звезда. Скоро мы ее вновь увидим в Театре на Малой Бронной в спектакле «Кроличья нора». Наш разговор с Юлией Пересильд состоялся в небольшом южном поселке, где снимался фильм «Учитель» Сергея Мокрицкого.
«Если все время устраивают проверку на вшивость, то это мне не подходит»
— «Битва за Севастополь» как-то изменила вашу жизнь?
— Изменения произошли прежде всего во мне. Они внутренние. Впервые мне доверили провести свою тему в кино, а режиссер в меня абсолютно поверил. Даже не на сто, а на сто пятьдесят процентов. Когда Сергей Мокрицкий предложил мне работу в своем следующем фильме «Учитель», я согласилась сразу, даже сценарий не читала — настолько ему доверяла. Если человек тебе так верит, значит, априори не может обмануть. Но это уже будет другая история — более камерная.
— Это вторая ваша встреча на съемочной площадке. Когда знаешь режиссера, не снижает ли это интерес к работе? Актеру ведь всегда хочется новизны.
— В каждом случае это бывает по-разному. Если же говорить о Сергее Мокрицком, то мне с ним очень интересно. Надеюсь, что будет не только вторая, но третья, четвертая наша совместная работа. Мы с Сергеем абсолютно сошлись в понимании профессии. Мне очень нравится, как он рассуждает, во имя чего делает фильм, пропуская все через обычную, простую жизнь. То, как он подружился с местными жителями на съемках. Сколько нового привнесли они в создание картины. Сергей не боится живого течения жизни — естественного и алогичного. Мне это очень нравится. На площадке все в одной кастрюле варятся. Мы как одно существо. Я даже в свой вагончик практически не захожу. Все время вместе с местными жителями, которые у нас снимаются, мы ждем выхода на площадку, обедаем, разговариваем. Они делятся тем, как живут.
— И кто она, ваша героиня в «Учителе»? Чем интересна?
— Мне более всего приглянулось в ней то, что она совершенно не из этой деревни — не способна бороться, устраиваться в жизни, как-то улучшать ее. У нее есть сын, но она не из категории женщин, которые коня на скаку остановят, в горящую избу войдут. Это ангелоподобное существо, не способное быть злобной и агрессивной. Так сложилось, что она встретила и полюбила такого же странного, не способного себя защитить мужчину. В этом они похожи. Она образованная городская девушка, волжская немка. Моя героиня потеряла мужа, которого безумно любила. Она аполитична и устраивается на работу к немцам прислугой, но не пытается угождать новому режиму или бороться против него. Просто живет в тех обстоятельствах, в которых оказалась. Люди думают, что она немножко «ку-ку».
— Оказавшись в обстоятельствах 1943 года, вы можете забыть, кто вы есть на самом деле? Или все под контролем и вы каждую секунду понимаете, что вы актриса и только?
— Не могу сказать, что я так погрузилась в 1943 год и ко мне не подходи, чай и кофе не предлагай. Но это вовсе не значит, что я не погружаюсь в историю. Я не звоню по телефону и не сижу, уткнувшись в IPad, а обдумываю сценарий, размышляю над ним. Давно заметила, что роль лучше сочиняется и выстраивается, когда я нахожусь не в расслабленном, а в свободном состоянии. Если актеру все по барабану, то тогда я не понимаю, зачем вообще сниматься в кино. А есть другая крайность, и у меня так было на первых моих картинах, когда ты настолько чувствуешь ответственность и погружаешься в предлагаемую историю, что забываешь все вокруг. Это не дает тебе возможности находиться над ситуацией. В кино ведь все начинают нервничать. И если ты вместе с ними заводишься, то это беда. Им-то потом не выходить перед камерой, не играть, а тебе надо. А ты уже все нервы и эмоции потратил на другое. Надо быть немножко дзеном, уметь погружаться в нужное состояние ровно в ту секунду, когда звучит команда «начали!».
— А вы почувствовали свою силу, свободу на площадке?
— Каждый раз по-разному. С Сергеем Мокрицким я ощущаю свободу. Наверное, теперь не буду соглашаться на ту или иную роль, если не почувствую, что меня люди любят. Такой я человек. Могу быть жутко бесталанной и бездарной, если меня не любят. Это не значит, что все должны ходить и елейно со мной здороваться. Нет! Когда я чувствую, что мне доверяют, тогда становлюсь свободной. А если тебе все время устраивают проверку на вшивость, то такой вариант мне не подходит. Я и без того себя сильно вздрючиваю. Если еще кто-то попытается это сделать, что из этого получится? Есть режиссеры, которые доводят актеров до нервного исступления, чтобы они лучше играли. Кому-то это надо, а кому-то — нет. Для того чтобы происходило что-то похожее на творчество, а не так: делай, что тебе сказали, — для этого нужна внутренняя свобода. Но это ни в коем случае не распущенность и не расслабленность. Просто внутреннее ощущение, что тебе разрешено рисковать, пробовать, даже если получится плохо. Великое счастье, когда ты можешь пробовать.
«После «Битвы за Севастополь» пребываю в слишком активном «себяпользовании»
— Живете легко и свободно или постоянно куда-то бежите? Как вы вообще справляетесь, будучи мамой двоих маленьких детей?
— Конечно, я живу в бешеном темпе. Никогда у меня этого не было. Но из-за того, что одна картина сдвинулась по срокам, съемки другой задержали, а третья не должна была запускаться, но ее вдруг начали снимать, — у меня несколько картин совпали. Я решила, что обязательно сделаю перерыв.
— Хотите отдохнуть?
— Не в смысле, что я собираюсь лежать на пляже. Просто надо выдохнуть, прочитать 15–20 книг, посмотреть новые фильмы, походить в театр. Я после «Битвы за Севастополь» пребываю в слишком активном «себяпользовании». А это для артиста вредно. Я не отношусь к тем людям, которые пытаются сняться во всех фильмах, которые им предлагают, даже если это интересные предложения.
— Но часто актеры делают это из-за страха: откажешься — больше не позовут. Да и деньги нужны.
— Я их прекрасно понимаю. Но не обязательно сниматься одновременно в пяти картинах, чтобы были деньги. Сколько их нужно? Не думаю, что ради денег люди пускаются во все тяжкие. Вот по поводу страха вы правы. Он есть, гложет изнутри: вот сейчас все идет, а что потом? И он небезосновательный. Сегодня тебе предлагают работу, и нужно понимать, что в следующем году может случиться так, что ничего не будет. Это нормальный закон притяжения Земли.
— У актеров бывает наиболее благодатная пора, когда он становится необходим, раскрывается во всю силу. Андрей Смоляков, к примеру, сожалеет о том, что это не случилось в молодости.
— Главное — это почувствовать и не перебрать. Должно быть чувство меры. Сейчас у меня не так мало предложений. От каких-то ролей пришлось отказаться, хотя было больно и жалко. Я мечтала поработать с Николаем Хомерики. И он меня пригласил в свою картину, но пришлось отказаться. Дело даже не во времени. Я поняла, что мои душевные силы не выдержат такого объема. Не умею работать параллельно. Сейчас я просто горю. Так случайно сложилось. Но я не хочу в таком графике жить, загонять свою актерскую природу в такой ужас. Дай бог вылезти из этой каши достойно. Все должно быть в меру. Есть актеры, как Алиса Фрейндлих, Евгения Симонова, Чулпан Хаматова, Евгений Миронов, которые умеют дозированно себя преподносить. А наше молодое поколение не очень к этому приспособлено. Вдруг наступает период, когда на всех экранах появляется один и тот же человек. Его отжали, и он исчез. Все! Нет больше этого актера. Через некоторое время появляется новая жертва. Везде! На страницах газет и журналов, по телевизору. Высосали кровь, и он исчез. Не хочу, чтобы из меня высосали кровь. Я бы хотела свой сосуд поберечь.
— Теперь жизнь на алтарь искусства мало кто приносит. Можно немножко поработать артистом и бежать дальше.
— Нет, это неправда. Мое окружение другое. Я работаю в театре и вижу, как целиком отдают себя Чулпан Хаматова, Евгений Миронов, Лиза Боярская, Данила Козловский, более молодое поколение — Евгений Ткачук, Роман Шаляпин. Конечно, это заклание своей жизни. Я вижу, как работают мои однокурсники. Они горят. По-другому этой профессией заниматься стыдно и даже глупо. Моя мама в таких случаях говорит: «Кто на что учился». Когда меня спрашивают про хобби, я думаю: а почему не спрашиваете, какая у меня работа. Не понимаю этого разделения. Быть актрисой — это образ жизни.
— Мне запомнились слова одного читателя, который сказал про актеров: «Мы так не отдыхаем, как они работают».
— Помню, как на картине «Палач» снималась массовка в сцене, где меня избивали лагерницы. Было холодно, меня залили липкой кровью. Стружка летела в глаза. Ко мне подошла 80-летняя бабушка и сказала: «Дочка, а я все думала, как хорошо артистам живется — поют, пляшут. Ты еще молодая. Может, пока не поздно, куда-нибудь в другое место пойдешь работать?» Глупо что-то объяснять и доказывать. Пусть думают, что это легко, светло и пушисто.
— С Николаем Хомерики не удалось поработать, а что получилось?
— Снялась у Влада Фурмана в 12-серийной картине «Таинственная страсть» по последнему роману Василия Аксенова. У меня большая роль, прототип Майи Кармен. У Аксенова в этом романе все герои названы другими именами. Это такая прекрасная игра для разгадывания: кто есть кто. Но мы практически все разгадали. Роман любопытный, а актерский состав очень интересный. Чулпан Хаматова играет Беллу Ахмадулину, Филипп Янковский — Евгения Евтушенко. Но я не люблю заранее говорить про работу. Когда просят на площадке дать интервью, всегда боюсь наговорить какую-нибудь чушь. Ведь никто никогда не знает, как все будет на экране, что за персонаж в итоге получится. В театре от начала до конца проходишь весь путь с режиссером, но на сцену выходишь ты. В кино трудно даже предположить, как пазлы сложатся.
— Хорошо вам в свободном плавании? Вы же сама себе хозяйка, не привязаны к постоянной работе.
— Какая-то привязка у меня есть. Театр Наций — колыбель моя. Просто тут такая история… Как бы это объяснить? Я-то люблю, когда мне страшно. Для меня это нормальное состояние. Мне страшно, когда мне не страшно. Я начинаю сразу задавать себе много вопросов. Почему мне спокойно, несвободно? Почему я вдруг такая довольная? Что-то, значит, не так. Свободное плавание и полное отсутствие гарантий на завтра дает некое волнение. Для актера вредно спокойствие. Разнузданность, расслабленность и свобода — это разные вещи. Когда спокойствие связано с тем, что зарплата идет, есть медицинская страховка и наплевать, что нет ролей, это очень катастрофически вредно. Организм в какой-то момент даст сбой.
— Может, все от таланта зависит?
— Я знаю очень талантливых людей, которые вдруг успокоились, в плохом смысле этого слова. Не в смысле, что обрели дыхание и свободу в профессии. Если ты уже два года ничего не играешь в этом театре, зачем в нем сидишь?
