Ей бы пораньше родиться, когда музыка в кино играла совсем другую роль. И ведь шла Гурченко во ВГИК с аккордеоном, с детской мечтой петь и танцевать на экране. Ее кумиром была Любовь Орлова, хотя лично они так и не встретились. Гурченко отказалась когда-то сниматься у Никиты Михалкова в «Неоконченной пьесе для механического пианино» ради Козы в фильме «Мама», сделанном совместно с Румынией и Францией. Так хотелось поработать в музыкальной картине. И вот расплата — травма голени, съемки с культей вместо ноги, вероятность навсегда распрощаться с актерской профессией. Но зато какое удовольствие получила! В этом она вся — неправильная и непредсказуемая.
Гурченко: «Рязанов умудрился раздеть меня в кадре»
Всенародная слава пришла к Гурченко в 21 год, сразу после роли Леночки Крыловой в «Карнавальной ночи» Эльдара Рязанова. А началось все с провальной кинопробы. Студентка-третьекурсница, нацепив три нижние юбки, затянув талию тоньше шеи, спела песню из репертуара аргентинки Лолиты Торрес. И на роль утвердили другую актрису. Потом, уже стараниями грозного главы «Мосфильма» Ивана Пырьева, Гурченко роль все же получила — по чистой случайности. И в «Гусарскую балладу» того же Рязанова она пробовалась. Опять — неудача. Думал Рязанов о Гурченко, и приступая к «Иронии судьбы». И мог бы сложиться дуэт с Андреем Мироновым. Но не судьба. А может — ее ирония. Так всю жизнь она чего-то ждала.
С Рязановым Гурченко встретилась на площадке еще дважды. В «Старых клячах» сыграла профурсетку на пенсии. Юбка на ней не по возрасту, куртка розового цвета, голова седая, зубы металлические… «Прекрасно помню свой первый съемочный день в «Карнавальной ночи» у Рязанова, — говорила тогда Гурченко. — На «Старых клячах» испытала такое же волнение. Мы уже в третий раз встречались с Эльдаром Александровичем. «Карнавальная ночь» была в самом начале моей актерской жизни, «Вокзал для двоих» пришелся на пору зрелости, а название «Старые клячи» говорит само за себя. Нашим с Лией Ахеджаковой, Ириной Купченко и Светланой Крючковой героиням немало лет, но они подкрасятся, встрепенутся — и идут воевать. Такого ощущения свободы у меня раньше не было. Ничего не боялась: ни морщин, ни седой головы. Рязанов умудрился раздеть меня в кадре, потихоньку подвел к смелой сцене. Просто я знала, на что иду. Рязанов говорил, что моя героиня профукала свою жизнь и осталась одна».
Когда Рязанов увидел Гурченко на площадке с гнилыми зубами, услышал, как она «продает» бананчики-лимончики (все это она сама придумала), решил, что на такое издевательство над собой способна только умная актриса.
В 2009 году Людмиле Гурченко вручили кинопремию «Ника» — «За честь и достоинство». Поздравлял ее фантастический ансамбль в составе Алексея Германа, Петра Тодоровского, Эльдара Рязанова и Александра Ширвиндта. Ничего подобного на «Нике» до и после не было. Пели мэтры чудовищно — специально хуже, чем могли. А их воспоминания о совместной работе с актрисой, пусть и шуточные, оказались еще более неожиданными для всех — вплоть до ее появления с топором. Но она все равно была растрогана: вся жизнь пронеслась в голове.
«Это опасный случай, когда все яйца сложены в одну корзину»
Чего только не говорили о том, как снималась она у Петра Тодоровского в картине «Любимая женщина механика Гаврилова», где сыграла одну из лучших своих ролей. Чуть ли не до инфаркта довела этого добрейшей души режиссера. Петра Ефимовича тоже нет на свете. А его жена Мира Тодоровская на мои расспросы о том, как все на самом деле было, ответила: «С чего вы взяли, что была драматическая история? Они дружили, встречались как милые друзья. Не очень близкие, но милые. Уже перед смертью Люды в клубе у Эльдара Рязанова они что-то совместно сочиняли. Она была тяжелым человеком, но Петр не пожалел, что взял ее на роль. Очень талантливая, но несчастная, потому что самоедка. Я вам ничего нового не открою — все же знают, какой у Гурченко был характер. Петр впервые с такой ситуацией столкнулся: он привык к тому, что актеры его обожали, а это была единственная актриса, с которой возникли трения. Есть такие люди, которые если не устроят скандал, то не могут взять нужную ноту, чтобы сыграть роль, — Люда была как раз такая. Надо было ей завести себя, чтобы выдать на экране результат. Но картину сняли, и расстались они достаточно мило»
В картине «Любовь и голуби» Гурченко виртуозно сыграла разлучницу Раису Захаровну, которая чуть было не увела чужого мужа. Режиссер фильма Владимир Меньшов:
— Ощущения от совместной работы со временем только настаиваются, становятся как хорошее вино. А уважение и восхищение талантом Гурченко вырастают. В работе она была очень подвижной. Если уж поверила в режиссера (а в моем случае это и произошло), то все. И мы все время хохотали на площадке. Все делала легко и смешно, доверчиво шла на самые острые решения, что не со всеми актерами случается. После того как работа закончилась, было у нас полное взаимоуважение. Но какие-то химические процессы происходили у нее в голове, о которых мне трудно судить. Какие-то вещи просто необъяснимы — это касается не только меня. Она почти со всеми ссорилась, хотя не было оснований для этого, мы даже не встречались. И вдруг выходит ее книга с упоминанием, которое меня ставит в тупик: Гурченко пишет, какой я сложный человек — могу мимо пройти, не здороваясь, а потом вдруг бросаюсь навстречу… Все это совершенно не соответствует действительности. Но у нее практически со всеми так складывались отношения, включая родную маму и дочку. Она жила только работой, искусством, если говорить высокопарно, и ничем другим. Это опасный случай, когда все яйца сложены в одну корзину. Работа, работа… От этого ей самой было нелегко. Ее муж рассказывал мне, что незадолго до смерти Людмила говорила ему, что режиссер номер один в ее жизни — Меньшов. Но можно ли верить ее словам? Через три дня могла сказать другое — у нее было переменчивое настроение. Но работали плодотворно, результат — на экране.
Сказать себе «Люся, стоп!» не всегда получалось
Никогда не забуду, как Гурченко приехала на юбилей некогда могущественного человека, рулившего всей кинематографией СССР, Филиппа Ермаша. Был он всеми забытым пенсионером, и многие вспоминали его недобрым словом. Пришли родственники да несколько стариков. И вдруг появилась она — красивая, экстравагантная, озарила это убогое мероприятие своим присутствием. Поздравила сердечно и быстро уехала. А люди еще долго сидели за скудными столами и переваривали это видение. Гурченко умела помнить добро.
Последней для нее осенью 2011 года мы оказались в Смоленске на фестивале «Золотой Феникс». Гурченко на правах режиссера представляла свой дебютный фильм «Пестрые сумерки» — о незрячем музыканте, оказавшемся в роскошном доме известной певицы. Гурченко и сыграла ее роль, и музыку сама написала. Фильм во многом автобиографический. Людмила Марковна рассказывала, как познакомилась с юным музыкантом Олегом Аккуратовым. Жил он в интернате. Взяла его под опеку, возила в Америку в колледж, где учился Стиви Уандер. А потом у парня объявился отец, заслышав о его успехах. И Олег стал содержать на свою пенсию инвалида семью. Жил под Ейском, иногда давал там концерты. Свою творческую судьбу с Людмилой Гурченко так и не связал.
После показа «Пестрых сумерек» в Смоленске собрались за столом тесным кругом. Гурченко вспоминала родной Харьков — была умиротворенная и очень простая. Там же дала концерт и довела бухгалтера до слез… категорическим отказом от гонорара. А когда ведущий вечера протянул ей руку, она вдруг резко отреагировала: «Это вам нужно подавать руку, а не мне».
В харьковском Дворце пионеров родители Людмилы Марковны вели кружок, она и сама там занималась. Как-то, выступая в США в огромном зале, она сказала: «Я — воспитанница харьковского Дворца пионеров». Из зала тут же выкрикнули: «Я могу это подтвердить!» Это был преподаватель того же Дворца пионеров Петр Слоним, эмигрировавший в Америку. И когда в зал кинули клич: «Поднимите руки, кто тут харьковчане!» — поднялось море рук. Бывшие земляки Гурченко, обосновавшиеся в США, специально съехались отовсюду на концерт своей землячки.
Гурченко всегда хотела много работать. Когда не было ролей — колесила по стране, пела песенку про пять минут из «Карнавальной ночи», писала о себе в амбарной книге, а потом одним пальцем перепечатывала на машинке, записывала песни. Как дитя войны, особенно любила военные. Если бы не случилось в ее жизни 17-летнего простоя, который она сама определяла интервалом от «Карнавальной ночи» до «Старых стен», не было бы ее прекрасной Тамары Васильевны в «Пяти вечерах» Михалкова, Ларисы Юрьевны в «Полетах во сне и наяву» Балаяна, официантки Веры в «Вокзале для двоих» Рязанова… Боль сформировала ее. Она с дистанции не сошла и в зрелые годы, когда многие ее ровесники-актеры канули в Лету. Но сказать себе «Люся, стоп!» не всегда получалось. Это только книжка с таким названием ей целиком удалась.
