Грош цена
Сюжеты греческих мифов, излюбленные библейские сюжеты, а следом перепевы всей мировой литературы упрямо повторяются: некто, прикинувшись не тем, кто он есть, и нарядившись в рубище, является ничего не подозревающему благополучному индивиду. Тот либо проявляет к пришельцу милость (и за это вознаграждается), либо обнажает мерзкую свою суть и прогоняет попрошайку (и за это подвергается осуждению и наказанию).
Вспомним сказку о семи богатырях: почему братья-наездники не вышвырнули забредшую к ним безвестную девушку? Допустим, первоначально корысть у них была, но когда царевна отказала им во взаимности, могли указать ей на дверь, однако не сделали этого.
У гостеприимства, вполне естественно, есть издержки, в упомянутой истории о хрустальном гробе царевна привечает старуху, а та подсовывает ей отравленное яблочко. Но все же общий пафос произведения (и поведения персонажей) понятен: «Не запирайте вашу дверь…»
И в наши времена отдельные носители нравственного начала без устали призывают: «Не закрывайте вашу дверь, пусть будет дверь открыта» — речь при этом идет о суровой поре непогоды: «Когда метель ревет как зверь, протяжно и сердито»… А не о курортном сезоне, когда любой может переночевать под открытым небом на берегу ласково плещущего моря.
Боязнь лишнего рта
Итак, люди, пускавшие уставших путников и сирых странников на ночлег и дававшие им приют и пропитание, получали за доброту награду. Есть смысл задуматься и понять: почему они так себя вели и за что их осеняла благодарность? И почему те, кто гнал попрошаек прочь, оставались ни с чем, то есть при своем сбереженном покое, но на отшибе, вдали от столбовой дороги доброты, лишенные радости помогать, сочувствовать, любить… (Любить, признаем, иногда через силу. Но это ведь иная любовь, чем сексуальное влечение.)
Сказка и миф — ложь, да в них намек. Слабый отторгает лишние трудности, отгораживается от них наспех сооруженной стеной, а сильный берет заботы на себя. Плохо, что в этой ситуации слабый, вместо того чтобы помалкивать в тряпочку, насмешничает над сильным, злорадствует, предрекает беды.
Конечно, осложнения будут. Наверняка среди прибывших то ли беженцев, то ли подосланных лазутчиков отыщутся контрабандисты и террористы. Несть числа случаям, когда страны и индивиды платятся за свою лояльность. «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным» — гласит расхожая, сочащаяся цинизмом (или проверенным веками опытом?) поговорка. Рим приютил гуннов, а они чуть погодя разграбили Вечный город. Но Европа сознательно идет на риск и готова принять на себя дополнительные тяготы. Это — правильная позиция, а не кусочническая, скобарская. Убого и жалко выглядят те, кто накаркивает ей за это крах и предвещает гибель. «Моя хата с краю» — бесперспективная поговорка и отговорка, кое-кто из прибывших ведь проникнется же в конце концов новой для себя философией всеобщности человечества, передаст ее детям и внукам, родятся новые легенды — о существовании в земных пределах не варваров, не убийц, не процентщиков, а теперешних мессий. Единственный путь человечества — не впасть в злобу, пытаться ужиться на разноречивой планете сообща — иначе надо воевать всем со всеми. Конечно, такая позиция идет вразрез с философией менял и выжиг, но они в итоге всегда оказываются посрамлены (легче верблюду войти в игольное ушко, чем богатому — в Царство Божие), взять хотя бы противостояние доктора Айболита и Бармалея. Библейские метафоры, так уж сложилось, торжествуют над примитивной выгодой и расчетливостью. Символические метаморфозы происходят в вечных притчах: стражники, распинавшие Христа, спорили за его одежду. По существу, мародерствовали. А потом оказалось — боролись за священные реликвии.
Бывает, что и в реальности — на фоне животного противостояния человеческих масс — проблескивают чудесные превращения спасенного Нильсом гуся в верного друга, а сделавшегося миллиметровым Нильса — в человека с большой душой, случаются преображения лягушки в царевну (надо для этого не побрезговать ее приголубить), а старухи-нищенки, которую перенес на руках через бурный поток Геракл, — в богиню.
Христос за стремление к всепрощению был распят. Но его жертва запомнилась. Отдельные восприимчивые люди оценили подвиг самопожертвования и сделали его своей жизненной философией. Януш Корчак вместе с детьми — не своими, чужими — шагнул в газовую концлагерную камеру и погиб.
Террористы
Есть другие сказки. Например, «Звери в яме», где попавшие в общий котел животные пожирают друг друга. В ход, чтобы выжить и восторжествовать над прочими, идут хитрость, жестокость, ложь. От этой сказки — тоже прямой мостик в современность. Это другая манера поведения: убирайтесь из нашей страны, убирайтесь из своих стран и дайте нам возможность расположиться на вашей территории.
Чего добились террористы, застрелив безобидных пенсионеров на пляже Туниса? Что дала им смерть отдыхающих? Что плохого террористам сделали отдыхающие?
Когда уничтожают культурные памятники Пальмиры — об этом вопит мир. Вандалы пытаются привлечь внимание к своей модели будущего, замешанной на крови. И пенсионеров они убили, чтобы вызвать шум, заявить о своих претензиях на участие в мировых, созидающих новый порядок процессах.
И ведь тунисским властям был дан предварительный сигнал: предыдущих туристов из Европы расстреляли в музее… Но ничего обуздывающего предпринято не было. Властям близка позиция террористов? Лишь теперь, после повторного кровавого напоминания, закрыты проповедующие агрессивный ислам мечети. Но убитых не вернешь, а имидж Туниса обрел зловещую окраску. Даже если охрану пляжа увеличить в 100 раз, не захочется лежать там, где недавно лежали убитые. Доходы Туниса спикировали вниз. Этого хотели, к этому стремились власти?
У Гитлера не получилось подмять и запугать планету. Сейчас — его очередная попытка взять реванш. Он рассеял по свету множество семян.
Крах всепрощения?
Скрутили террориста, который с автоматом и пистолетом вломился в поезд Антверпен—Париж. Он успел ранить (тяжело) пассажира и американского солдата (одного из двух), его обезвредившего. Что дальше? Будет суд. Пойманного накажут по всей строгости закона: как Брейвика — щадяще или пожизненно. Но что толку держать его взаперти, кормить, обихаживать — он не перевоспитается (как Раскольников на каторге — другой менталитет), не прозреет и, выйдя на свободу, продолжит сражаться за идею справедливого халифата и мщения неверным. Более того, его наличие в тюрьме спровоцирует его приятелей-соратников, даст им повод захватывать новых заложников, чтобы затем требовать в обмен на их жизни выпустить дружка на волю. Получат отказ — обезглавят несчастных. Если бы стрелка казнили, таких требований бы не возникло.
Европа — не сторонница смертной казни. Что дает повод рассуждать о прискорбной тупиковости либеральных воззрений, которым хранит верность и пытается следовать европейское сознание. В его основе — христианское всепрощение и презумпция невиновности руки, которой надо подставить левую щеку взамен ушибленной правой. Эти высоты лояльности достигнуты мучительным опытом. Отступать от достигнутых высот гуманизма обидно. Не впускать беженцев, среди которых полно потенциальных врагов? Но это будет поражение и поношение провозглашенной доктрины о всеобщем равенстве.
В контексте рассуждений об открытости и замкнутости иначе воспринимается политика России. Страна должна оберегать и хранить себя — всеми доступными способами? Защитить свои рубежи любыми средствами? В том числе — присоединением Крым, чтобы обезопаситься от вторжения либеральных воззрений? В том числе — коррупцией, если она служит делу упрочения властной вертикали?
Если бы Россия была богата и продолжала дружить с Европой, в ее пределы хлынули бы потенциальные террористы. Мы сегодня избавлены от необходимости быть гуманными.
Путем евреев
Чем закончится? В какую сторону качнется мировое сознание? В конце концов, может получиться: следуя путем евреев, рассеянные по миру эмигранты-арабы превратятся в священную, гонимую повсюду и отовсюду нацию, их религия восторжествует над прочими, не столь одержимыми идеей верховенства верованиями, восторжествует именно потому, что фанатична, а соперники — одрябли…
А как же христианство?
Не чуда ожидает Европа в награду за предоставление ею прибежища страждущим. А понимания.
Беженцев упрекают и подозревают в том, что хотят пособий и благоденствия за чужой счет. Но спросим себя с максимальной искренностью: а не беженцы разве не хотят? Кто не хочет дармовщинки? Отдыхать и получать блага? Не лучше ли каждому оборотиться на себя самого, как советовал баснописец Крылов. Прежде чем решать глобальные мировые проблемы — попытаться уяснить суть человеческой психологии.
Во Второй мировой войне СССР выстоял и победил, не только воюя на полях сражений, но и за счет надежного крепкого тыла. Было куда отступать, увозить людей и эвакуировать заводы.
Мне случилось разговориться со стариком, приехавшим в Москва из Средней Азии, бежавшим от тяжелой жизни и рассчитывавшим найти приют в России. Опущу перечень оскорблений, которые ему пришлось выслушивать: «понаехали» и т.д., перейду к сути. Он сказал:
— Когда ваши из Москвы прибывали эшелонами, мы пустили их в свои дома — ведь не строили же специальные дома для беженцев, делились едой и кровом, а здесь нас все гонят.
Чем мы ответили этим людям на их братство? Холодом отторжения. А как же христианская заповедь о любви к ближнему? Или в разряд ближних не попадают ближневосточные граждане?)
Куда сможем податься — доведись случиться несчастью? Куда денемся, где нас примут с распростертыми объятиями? На Украина последние новости? В Молдавии? В Таджикистане? Речь не об утерянном единстве могучей державы, речь о философии, которой руководствуемся, которую насаждаем и внедряем. Неэффективной, антигуманной.
Не надо ставить на Европе крест, надо его над ней символически простереть — как ориентир движения в правильном направлении и знак верности учению Того, Кто был распят.
