Этот 16-й по счету роман Кутзее зарубежные критики назвали лучшим его произведением за последние 16 лет (с 1999 года), а также «волнующим, мистическим», «открывающим больше и больше с каждым новым прочтением». Действительно, чтобы считать все «слои» и добраться до истинного смысла, роман придется перечитать не раз. Для круга почитателей многозначного творчества Кутзее такая сложность — бальзам на душу. Тем же, кто не знаком близко с его творчеством, первые страницы «Детства Иисуса» могут показаться даже скучными, лишенными действия, экшна. Но так и надо: внешняя простота текста передает на физическом уровне читателю ощущение бесцветности, стерильности мира, в котором происходит действие. Не стоит ожидать от текста и прямых аналогий с описанием жизни Иисуса Христа. Сам автор заинтриговал читателей еще до выхода книги. «Я хотел бы надеяться, что книга появится с белой обложкой и чистым титульным листом, и, только прочитав последнюю страницу, читатель увидел бы название: «Детство Иисуса», — сказал Кутзее, предваряя авторское чтение отрывка из книги в родном ему университете Кейптауна.
Автор как будто ведет игру с читателем, насмешливо разбросав по всему тексту закодированные подсказки: испанские слова, названия, личные имена (иногда их надо переводить с иврита), ситуации, цитаты из «Дон Кихота» и стихов Гете. Только пройдя весь текст, разгадав все загадки, заданные Кутзее, и получив «ключи», можно увидеть тот главный и сокровенный «надсмысл», заложенный автором. Испанские слова в тексте — не только «кодировка», но и метод создания для читателя, как англо-, так и русскоязычного, ощущения чужеродности места действия, каким оно является для главных героев. Это и отсылка к «Дон Кихоту» (по детской версии «Дон Кихота» учится читать главный герой), идеалистической книге, которую Сервантес писал, находясь в заключении (место действия для героев и становится своеобразной «тюрьмой»), — возможно, потому Сервантес представил «Дон Кихота» когда-то как сделанный им якобы «перевод» на испанский текста вымышленного им автора по имени Бененгели (он и упоминается в романе Кутзее как автор «Дон Кихота»).
Весь роман Кутзее — такой же миф, «перевод с земного на идеалистический», демонстрирующий, что духовная реальность, требующая донкихотовских подвигов, более ценна, чем данная персонажам действительность. И что детей следует воспитывать на примерах идеализма, пусть даже выглядящего смешным. Расшифровать все загадки автора сразу непросто, любая деталь может таить намек на что-то важное. Но кое-что попробуем угадать.
Главные герои: мужчина Симон ((Шимон), в переводе с иврита — «он (Бога) услышал», намек на Симеона Богоприимца, праведника, которому было обещано, что он не умрет, пока не увидит нового мессию, и мальчик Давид (на древнееврейском — «любимец») приплывают на корабле в новую страну «для блага», для новой жизни после того, как в течение 1,5 месяца в специальном лагере Бельстар учили язык этой страны — испанский. Место, куда они прибыли, называется Новилла (novilla — «корова» по-испански), возможно, тайная отсылка к жертвенной корове без единого пятна и изъяна, чьим пеплом, по Библии, смешанным с водой, производится ритуальное «очищение», и тогда может быть построен третий храм (у иудеев) или произойдет второе пришествие мессии (у христиан). Симон и Давид — их новые имена, им дают новые документы и «на глаз» определяют возраст: Симону — 44 года, мальчику — 5. Они пытаются обустроиться на новом месте, понять и принять правила новой жизни, в которой главным достоинством считаются «благая воля», «доброжелательность», где люди живут скудной в эмоциональном и физическом плане жизнью, уничтожая свою память (это называется «очиститься»), питаясь зерном — «хлебом насущным» с водой, иногда — фруктами, без мяса (намек на религиозные посты?). У них нет желания улучшить свою жизнь, например, облегчить физический труд техническими приспособлениями. («Разве это достойно человека — венца творения?» — думает Симон.) Даже секс в этой стране должен происходить без желания, поэтому секс с матерью друга Давида — Эленой — Симон называет «оттаяньем». Симон, взяв опекунство над мальчиком, пытается найти его мать, но ей заменили имя, как и всем новоприбывающим. Герои надеются, что узнают мать мальчика по наитию. И это происходит. Обретение «матери», пусть даже и не настоящей, — эмоциональный центр книги. Ее имя — Инес — переводится с испанского как «чистая», «непорочная».
«— Что они делают? — спрашивает мальчик.
— Это игра, — отвечает он вполголоса. — Называется теннис. Тут нужно постараться послать мяч так, чтобы противник его не отбил. Как забить гол в футболе.
Мяч стукает в забор. Двинувшись за ним, женщина замечает их.
— Здравствуйте, — говорит она и улыбается мальчику.
Что-то шевелится у него внутри. Кто эта женщина? Ее улыбка, голос, повадки — что-то в них смутно знакомо».
Впервые герои видят ее в белой одежде (снова символ чистоты), а позже Симон ждет ее в холле резиденции, стены которой обклеены обоями с изображением лилии — цветка-символа Девы Марии (Мадонна). Инес берет на себя заботы о мальчике («светоч моей жизни», называет его она), который очень необычен: он «видит» слова и цифры (так он учится читать и считать), знает свое тайное имя, но не сообщает его никому, не ест рыбу («рыба», по-гречески «IXTIS» — монограмма, символ Христа), говорит и пишет истории о своем происхождении на собственном языке... Он настолько нестандартен, что госорганы хотят забрать его в исправительную школу, из которой мальчик сбегает, заверяя, что прошел через колючую проволоку ограды школы (намек на терновый венец Христа). Ради его спасения условное «святое семейство» сбегает из доброжелательного, но стерильного мира Новилла, спасая не только мальчика, но и самих себя — в духовном смысле. В пути к беглецам присоединяется Хуан («Иоанн»?), которого мальчик тут же называет своим другом.
Они покидают на машине место социальной утопии, где люди одинаково исполнены «благой воли», но согласны потерять память и уничтожить свою человеческую индивидуальность. «Мессия», по Кутзее, не хочет жить в идеальном, но очищенном от человеческого мире. И не имеет значения, как его имя: Давид или Иисус. Его истинное имя — божественность, которую каждый сам для себя, как «мессия», должен в себе спасти.
«Описывая слабости и недостатки людей, писатель обнаруживает божественную искру в человеческом существе» — такую оценку прозе Кутзее дал Нобелевский комитет в 2003 году. Это определение как нельзя лучше подходит и к этому его роману. Другое произведение Кутзее — атеист, закончивший католическую школу, писатель, посвятивший немало страниц темам свободы личности, апартеида в ЮАР, откуда он родом, и не мог написать. Читателю теперь предстоит расшифровывать сложные хитросплетения его намеков, философских диалогов и псевдопростоты языка.
