— На каком языке вы все-таки поете?
— Мне кажется, на грузинском. Но, говорят, это «птичий» язык. Так вышло само собой, изначально — из-за незнания стандарта джазовых фразировок. Когда-то я «неправильно» пела. А когда научилась, у меня уже было свое комфортное пространство и свой язык, и я не захотела ничего менять. Мне так лучше удается передавать полноценные эмоции.
— Вы необычно выглядите на сцене, необычно двигаетесь, решительная, яркая… В жизни вы такая же? Или это две разных Нино?
— Сама часто раздумываю над этим. Мне кажется, в жизни и на сцене я все же разная. В жизни я могу пойти на компромисс, а на сцене — никогда. В жизни я готова уступить людям, которых люблю. Домочадцам, друзьям я готова простить обиды и сгладить ситуацию, лишь бы не сделать кому-то больно. Часто рвусь помогать другим, даже если люди этого не ценят. Компромисс и нахождение взаимопонимания важны для духовного роста. Но сцена — другая часть меня. На сцене я бескомпромиссна и к себе, и к музыкантам.
— А есть люди, которых вы прощаете до бесконечности?
— Есть. Мне кажется, практически… всех. Если ты сильный человек, ты должен уметь прощать. Сначала я научилась прощать саму себя, а потом — остальных. Иначе не будешь в ладу с миром. Правда, простив, не приходится от кого-то уходить, чтобы не обострять отношения. Но это уже другой вопрос.
— Как же вы с таким характером на большую сцену пробились?
— В работе я могу быть жесткой. Ведь на сцене нас иногда бывает вместе 25 человек! И если быть мягкой, не просто оркестр не соберешь, а общую энергию растеряешь. Я могу прикрикнуть, но и сама отношусь к делу очень ответственно, и с себя спрашиваю очень строго.
— Ваш сын Николоз уже делает шаги в мире музыки. Как вы ему помогаете?
— Я обнаружила, что он меняет профессию каждый день. Вообще он мечтает стать врачом, как отец. Это генеральная линия. Но позавчера он сказал, что, пожалуй, еще будет диджеем. Пока он выкладывает небольшие композиции в Интернете, и мы что-то пробуем делать вместе. Николоз приходит ко мне на саундчеки, мы ездим на джазовые фестивали и классические концерты. Я стараюсь его развивать, а выберет он сам свой путь. Мы были вместе на Украине, потому что я участвовала там в проекте. Но брать его с собой на большую сцену и говорить: «Посмотрите, это мой сын» — я не могу. Иногда он поднимается на сцену, чтоб подарить мне цветы, в одном концерте в Прибалтике он подыгрывал на перкуссии. Но делать какие-то номера и гастролировать с ним — это пока несерьезно. Если он достигнет определенного уровня, я позволю.
— Что заставило вас приехать рожать сына в Грузию во время войны?
— Я абсолютная грузинка всем своим сознанием и сердцем. Я хотела, чтобы мой сын родился на родине. У меня была возможность уехать и выбрать лучшую долю, жить для себя, не думать о родственниках, об их судьбе — но я так не умею. Мне кажется, мы должны быть там, где родились и можем принести пользу. Если люди надеются на меня, как я могу их бросить? Моя семья знает, что в любой момент жизни я помогу, буду рядом. Поэтому я даже не рассматривала заграничные контракты. В детстве я хотела уехать, как и многие люди, но в последние 15 лет не ловила себя на мысли, что можно покинуть Грузия. Конечно, у нас маленькая страна и маленький рынок. Но улыбающихся бабушек и дедушек, которые тебя знают и обнимают, я не могу поменять на холодные европейские лица.
— Тем не менее на родине вы бываете урывками, потому что непрерывно гастролируете. Как удается сохранить душевную связь с мужем и сыном?
— Я хронически по ним скучаю — слава богу, сейчас век цивилизации и есть телефон с Интернетом.
— По Скайпу невозможно обнять…
— Но я не могу не уезжать. Я так скучаю по своей музыке, что начинаю болеть, когда не на сцене. Достаточно недели дома, а потом мне уже нужно гастролировать. Любовь можно носить с собой, а от боли избавиться — только пением.
— Ваш муж — святой? Часто из-за расстояний браки разваливаются.
— Он уникальный человек. Хирург от бога. И даже если бы я сидела дома, то редко бы его видела. Он много работает. Мы даже познакомились в кабинете: я пришла к нему на прием, когда сильно порезала ногу. Это было 8 лет назад. Такие мужчины, как мой муж, большая редкость. Он готов не спать ночами, чтоб помочь людям. И жертвует своим временем, чтоб облегчить кому-то жизнь. Я постоянно у него учусь быть искренней.
— Как вы относитесь к тому, что во многих странах бывшего СССР в школах перестали изучать русский язык?
— Мне кажется, это потому, что язык политизируют. Жаль, ведь с литературной точки зрения русский язык прекрасен. Мой сын сам захотел его учить, и я с удовольствием ему помогаю. Для Николоза это еще один шанс приблизиться к классике, прочитать в оригинале гениальные книги. Думаю, пройдет время, и ситуация изменится. Мы ведь должны прежде всего оценивать красоту языка, а не думать о политической ситуации. Не стоит все видеть в негативном свете. Поэтому я стараюсь быть вне политики, езжу с гастролями и на Украину, и в Россия. Я хочу говорить людям о любви и наивно полагаю, что мир от этого станет чуточку добрее.
— С 2006 года все ваши альбомы получили название по цветам: от черного до зеленого. Какого цвета будет следующий?
— Клянусь, не знаю! Когда мы писали последний — зеленый, один из музыкантов предложил его переназвать «ультрабелым». Все остальные участники группы возмутились: как тебе не стыдно, мы же записывали его несколько месяцев как зеленый! Дело в том, что мы заранее обсуждаем, какие песни войдут в пластинку, и из этих планов обычно появляется цвет.
— Вашей энергетике на сцене позавидовали бы многие экстрасенсы. Где вы берете ее в таких количествах?
— Ее дают люди — зрители и те, кто со мной играет. Быть исполнителем — это ведь не работа в офисе с девяти до шести. Чтоб концерт состоялся, много людей вкладывают усилия, верят тебе, делают все возможное, чтобы о твоей музыке узнало как можно больше людей. У каждого из них своя история — они живут своей жизнью, работают, решают проблемы… И когда все эти люди, такие разные, собираются в одном месте, происходит нечто удивительное, как будто из их историй рождается другая — новая история. Такие встречи должны сопровождаться радостным настроением, солнцем, открытостью, исповедованием — всем, что идет от сердца. Это должна быть встреча-праздник.
— Вы довольно пышная дама. Не было стремления приблизиться к стандартам шоу-бизнеса?
— Мое телосложение не дает мне стать худой, как вешалка. Но скинуть бы 10 кило не мешало. Увы, у меня настолько плотный график работы, что я не могу украсть даже месяц, чтоб перейти на правильное питание и режим. Поэтому пока остаюсь полненькой. Но я так хочу похудеть! Во-первых, потому что приходится много прыгать на сцене. И мне не хватает свободы движений. Во-вторых, когда я в туре, я не могу контролировать сон и аппетит. Я же меняю часовые пояса и к тому же до концерта не трапезничаю. А вот после… Могу поесть от души. Убегая на поезд или самолет, приходится перекусывать бутербродами. Единственный выход — возить на гастроли своего повара. Многие артисты так и делают. Я, конечно, гурман, но пока на это не пойду. И все равно я стараюсь придерживаться хоть каких-то правил в питании. Иначе бы давно была размеров Земли! Тем более, в Грузии сейчас самый сезон сбора винограда, потом пойдет королек, и все так вкусно! А это калории. Вы не представляете, какой это пир для любителей вкусно поесть…
— У вас есть любимый рецепт? Хинкали, например?
— Признаюсь честно: дома мы их не делаем. Рядом есть несколько заведений, где это блюдо делают прекрасно. Потому что когда 100 хинкали варятся вместе, они гораздо вкуснее, чем те, которые готовят по 10–12 штук. А вот хачапури и чахохбили мы делаем. Мой муж любит ездить на охоту, готовим дичь. Закрыли ткемали и аджику. Но об этом не надо говорить — надо пробовать! В Грузии у всех еда — немножечко культ. Здесь очень хорошо осенью. Время урожая и любви. Листья только начинают менять свой цвет. У моего окна растет виноград, и до меня долетают все прекрасные запахи природы.
