Из досье «МК»: Малина Пшешлюга — самый интересный из поколения молодых писателей и драматургов Польши. Ее пьесы ставят в кукольных и драматических театрах страны. Несмотря на молодость, отмечена множеством наград, не раз становилась лауреатом всевозможных конкурсов.
— Малина, почему вы пишете именно для детей, а не для взрослых? Ведь театр для детей — вещь не очень благодарная для автора с разных точек зрения.
— В Польша театр для детей очень популярен. На каждом взрослом фестивале работает секция, посвященная детям. Театральная критика, которая пишет о детских пьесах и спектаклях, тоже достаточно развита. И в драматических театрах идут детские спектакли. Но я пишу не только для детей — у меня есть две взрослые пьесы.
— Кого вы считаете своими учителями из классиков детской литературы? Астрид Линдгрен, Шарль Перро, братья Гримм?
— Очень сложный вопрос. Нет таких, и мне трудно назвать конкретные фамилии. Когда я была маленькая, родители мне читали очень-очень много, и я росла в мире из такой наваристой смеси историй. Думаю, что именно это меня и сформировало.
— Ваши герои удивляют — это предметы и даже явления, а не люди.
— Да, у меня есть свой список героев, которых условно можно разделить на три группы. Первая группа — это действительно явления: например, ругательства, польский язык, Интернет, ничто, мурашки, Матерь Божья. Вторая — всякие там насекомые, червяки, паук без ног, три тысячи муравьишек, бабочки, куколка бабочки, комары. Третья — объекты и вещи: греческий салат, первый мобильник в мире, голубиный помет, печальная кровать, часы, пакет, дырка на колготках, туалет, морковка, тапочки, подушка, труба, левая рука, ухо, горло, сердце. Еще животные — дикий муравей, поросенок, курица, голуби, драконы, кот, обладающий девятью жизнями одновременно, и люди — Адам с Евой, девочка, принцесса Мигалка и ее родители. Как видите, среди моих персонажей больше объектов и явлений и каких-то червяков с комарами, чем людей. Но кто бы это ни был — явление или червяк, — мы в любом случае пишем о человеке, поскольку мы люди и знаем всё про себя.
— Да, в отличие от нашего писателя Горького для вас «человек» не звучит гордо.
— Звучит, но я считаю, что среди человеческих героев есть много таких, которые давно отработаны — например, всякие колдуньи, мишки, принцессы, коты и пр. Если мы их выбираем, то надо считаться с тем пониманием, что пишем о них в определенном культурном контексте. Но мне-то кажется, что герои, которые меньше открыты литературе и культуре, дают больше возможностей автору.
Например, в каком культурологическом контексте можно воспринимать пластиковый пакет или греческий салат? Если контекста нет, то можно самому его создать и, таким образом, писать так, как хочешь. Вот я, например, очень люблю писать о насекомых, хотя в жизни не сильно их люблю. А ведь насекомых такое количество, и поэтому для меня каждое насекомое — это уже тема.
— Но большинство пишущих людей начинают пьесы именно с темы, а не с героя.
— Я это понимаю, ценю, но сама не умею так делать. Мне прежде всего нужны такие настоящие герои, в которых можно поверить. Если найден герой, который несет определенную тему, и мы хотим писать на эту тему, главным условием является его представление. Я записываю монолог или диалог его с другим персонажем, придумываю, как они разговаривают между собой. Хорошо придуманный герой является носителем истории, смыслов и чаще всей конструкции текста.
Теперь надо задать себе ключевой вопрос: «Несет ли этот персонаж собой какую-то тему?» Если тема, которую несет герой, меня не волнует, я его просто отбрасываю. А я пишу только о том, что меня волнует. Бежать за модой, за какими-то трендами — пустое дело. Есть такой польский писатель Януш Гловацкий, и я когда-то участвовала в его мастер-классе. Он тогда произнес одну очень важную для меня фразу: «Культивируйте ваши собственные комплексы». Если какая-то тема вас по-настоящему волнует, вы можете написать десятки пьес. И если в каждой из них будет хорошо структурированный герой, то это будет правда.
— Как вы считаете, с сегодняшними детьми обо всем можно разговаривать? У вас есть табу?
— Ответ прост — обо всем. Единственное табу, какое у меня есть, это не писать о том, что меня не волнует или о чем я не имею никакого представления. А так три вещи, необходимые, чтобы написать хорошую пьесу, — творческая свобода, смелость и удовольствие. И еще — не надо думать о том, как пьеса будет воспринята, потому что тогда человек пишет хуже, чем может.
Не нужно бояться банальностей. Любовь, дружба, отверженность, свобода, борьба со страхом, инаковость, месть, тоска, поиски правды, принятие самого себя… Все эти темы так же важны как для взрослых, так и для детей. Естественно, что взрослым и детям это надо по-разному рассказывать, но сами по себе темы остаются идентичными для тех и других. Для меня важно относиться к ребенку как к равноправному собеседнику. И такому собеседнику я могу передать все, что важно для меня. А иногда даже больше.
— Но ведь логика их восприятия принципиально отличается от логики взрослых.
— Она в определенном смысле волшебна, а не математически просчитана, как у взрослых. Причинно-следственные связи основываются не только на здравом смысле, а в большинстве своем на эмоциях и абстрактном мышлении. И чтобы мне в моем взрослом письме приблизиться к детям, я должна поддаться детской логике и при помощи нее действительно говорить обо всем. Но чтобы не уйти в мир абсурда и абстракции, мне нужен хорошо придуманный и выстроенный герой.
Я должна признаться, что, когда пишу, я не знаю, что будет на следующей странице. Я никогда не знаю, как закончу текст. Я развиваю истории вместе с персонажами, от действия к действию и, по сути, открываю ее от проблемы к проблеме. Я могу назвать себя интуиционистской. Хотя мои учителя говорили, что так писать не следует. Но я так пишу и считаю, что никто никому не должен говорить, как нужно писать. Я предпочитаю проживать историю в тот момент, когда пишу. А если я с самого начала знаю, как закончится, мне совсем не хочется работать, нет никакого удовольствия.
— Вы пишете пьесы на заказ? То есть театр задает вам конкретную тему.
— Конечно. При этом у меня абсолютная свобода, и я должна чувствовать, что тема меня волнует не меньше, чем театр, который ее заказал. Но бывает, что я отказываюсь, и довольно часто, потому что мне тема неинтересна. Я часто слышала от режиссеров, что я идеальный автор: соглашаюсь на все сокращения, но при условии, что у режиссеров есть идеи. Например, «Самый маленький бал в мире», который показывали сейчас на фестивале «Гаврош» в Москва, довольно сильно отличается от того, что зрители увидели на сцене. Я две недели сидела на репетициях и каждый день дописывала текст. К тому же актриса, которая играла Мигалку, так была на нее похожа, что мне пришлось переписать реплики и сделать их наиболее дерзкими.
— Бывает, что конкретные истории становятся для вас основой той или иной пьесы? Или вы комнатный драматург?
— Когда я пишу для детей, я не основываюсь на реальных историях. А когда для взрослых, то да. У меня есть две взрослые пьесы как раз на основе реальных событий.
— Мне показалось, что в пьесе «Огонек», где игрушки, а также часы, тапочки, подушка пытаются спасти свою хозяйку — маленькую девочку, которая тяжело больна, есть что-то личное — тема болезни и потери…
— У каждого есть личный опыт, связанный с умиранием кого-то из близких, и я могу сказать, что в «Огоньке» есть моя эмоция, связанная с этим.
— Когда вы начинаете писать, вы представляете возраст, на который рассчитана пьеса? И вообще, вы как-то сверяетесь с реакцией детской аудитории?
— Я никогда не консультируюсь с детьми, когда начинаю писать. Если это заказ, то в театре мне сразу обозначают возраст. Но лично мне намного легче писать для детей от 8 лет и выше.
— У нас в стране драматурги, пишущие для детей, чувствуют себя не так уверенно, как те, что работают для взрослых. Большинство театров предпочитают в десятый раз поставить «Золушку» или «Кота в сапогах». Да и публика на это гарантированно купит билеты. У вас в Польше такая же ситуация?
— 10–15 лет назад у нас была такая же точно проблема. А теперь я даже не могу назвать театра, где не ставятся современные пьесы для детей.
— Что повлияло на перемену ситуации?
— Есть такая важная институция в Польше, она находится в Познани — Центр детского искусства. И там организуется ежегодный конкурс пьес для детей и молодежи. На конкурс приходит множество текстов, и пьесы-победители этим центром продвигаются. Есть издательство, где пьесы опубликованы и рассылаются по театрам Польши. И таких сборников в год выходит около четырех. И можно даже сказать, что появилась мода на детские пьесы. К тому же у нас развивается театральная педагогика.
— Что вы пожелаете тем молодым драматургам и писателям, которые пишут для детей?
— Скажу про себя, и, может быть, это кому-то поможет: для меня ключевое слово — удовольствие. Не страдания, пот и слезы, я просто очень это люблю. В какой-то момент я открыла, что смелость и умение доверять собственной интуиции дает лучший результат. Поэтому не нужно бояться импровизировать, блуждать, искать — иногда из-за ошибок рождаются прекрасные идеи.
