— Фред, как вы отметили свой юбилей?
— Как говорят у вас в России: на широкую ногу. (Смеется.) Если без шуток, в последнее время мне приходится очень много работать: как над новым материалом, так и готовиться к грядущим концертам. В Америке у меня было большое юбилейное выступление, кроме того, мне приготовили сюрприз — большой именной торт Limp Bizkit, но мне удалось также отметить круглую дату и в Москва. Была отличная большая вечеринка, куда съехались и ваши российские артисты: Noize MC, Макс Покровский, Никита Пресняков и некоторые мои западные коллеги. Сюрпризом, конечно, стал визит лидера Aerosmith Стивена Тайлера, который как раз в это время был в столице перед выступлением в День города. Было очень весело. Кроме того, в честь моего дня рождения мы выступили на одном крупном зарубежном фестивале.
— Этим летом вы много ездили по опен-эйрам?
— Да, в последний месяц лета мы ездили на фестивали буквально каждую неделю, играли в Великобритания, других странах Европы, в Америке. Жаль, что не удалось выступить ни на каком опен-эйре в Россия, мы отлично помним свое выступление на фестивале Park Live пару-тройку лет назад. У вас очень отзывчивая публика. Но все еще впереди.
— Отлично, что вы строите новые планы. А если оглянуться назад: чем отличается Limp Bizkit сейчас и в начале своего пути?
— У нас богатая история. Про нас уже книги можно писать, и, кажется, кто-то даже уже занимался этим. Было много разных периодов, интересных историй, веселых и не очень, экспериментов со звуком и опытов сотрудничества с другими музыкантами, но я не думаю, что Limp Bizkit в принципе могли кардинально измениться, даже если бы хотели этого. Мы стараемся всегда звучать свежо и по-новому, но остаемся такими же, как и 20 лет назад. Люди всегда узнают нас, когда слышат новые записи, и я думаю, всегда будут ассоциировать нас с одними и теми же хитами, испытывать похожие эмоции даже от новых композиций. Не знаю, почему так сложилось, но дух Limp Bizkit всегда один и тот же. С этим уже ничего не поделаешь, да мы и не сопротивляемся естественному ходу вещей.
— А какую идею вам хочется доносить до слушателей своей музыкой?
— Мне сложно описать одной фразой наш главный месседж. Я никогда не умел препарировать собственную музыку, и как бы парадоксально это ни звучало, мне самому сложно иногда влезть в свою голову и понять, какие процессы в ней происходят. Могу точно сказать, что все темы песен взяты не с потолка, все это случаи из моей жизни, мой личный опыт, переживания, размышления. Как правило, очень эмоциональные. Иногда я использую абстрактные образы и метафоры, чтобы объяснить их в композиции, но, думаю, они так или иначе понятны слушателям, даже тем, кто не знает английского языка, потому что все треки экспрессивны, их настроение говорит само за себя. А иногда бывает и так, что, мне кажется, я знаю, о чем пишу песню в конкретный момент, но потом проходит время, я успокаиваюсь, смотрю на нее со стороны и понимаю, что она совершенно о другом. В творчестве могут происходить удивительные вещи и метаморфозы. В такие моменты я чувствую себя просто «передатчиком», «проводником», через который проходит определенная информация, которую я сам не контролирую и не понимаю, что происходит.
— Как сформировался «фирменный почерк» Limp Bizkit?
— Мы никогда не позиционировали себя как имиджевую или модную группу, которая стремится угнаться за какими-то сиюминутными тенденциями, поэтому здесь мне не хотелось бы говорить о стилях и жанрах. Я с детства слушал огромное количество музыки и в этом смысле был очень свободолюбивым: бесполезно было мне что-то навязывать, советы просто не работали. Главное другое: я всегда был очень чувствительным и восприимчивым, в музыке меня цепляла честность и прямолинейность. Такой мне хотелось видеть и Limp Bizkit — честной группой, открыто показывающей свои мысли и настроения. И хотя по жанру нашу музыку относят к тяжелой альтернативе, для меня то, что мы играем, и есть настоящий рок-н-ролл. Limp Bizkit — это моя вечная любовь, я отдаю команде и творчеству всего себя. Не умею по-другому.
— Любовь — это светлое чувство, почему тогда ваша музыкальная подача и поведение на площадке всегда были такими агрессивными?
— Это психология. Простейший способ выплеснуть энергию и получить от выступления и от публики те эмоции, которые мне нужны, чтобы двигаться дальше. И это для меня единственный способ быть честным с собой и слушателями. Я не мягкий и не пушистый.
— На последних концертах Limp Bizkit в Москве атмосфера была дружелюбной, но я знаю, что много лет назад на ваших выступлениях происходили несчастные случаи. В 1999-м на Вудстоке во время исполнения песни «Break Stuff» фанаты срывали фанеру с ограждений, а в 2001-м на другом фестивале в Австралии и вовсе произошла трагедия — в давке погибла девушка-подросток. Вы чувствуете ответственность за поведение своих поклонников?
— Мне очень трудно вспоминать об этих историях. Но я уже говорил о том, что, глядя на гигантскую толпу людей с высоты сцены в 20 футов, я не мог контролировать происходящее в зале. Мы никогда не призывали людей к насилию, к агрессии, скорее наоборот: наша задача через выброс энергии переработать негативную энергию в позитивную. Я не волшебник и, находясь на площадке, не могу контролировать то, что творится в зале, и несу ответственность только за себя и за своих музыкантов. Безусловно, слушая музыку с такой мощной энергетикой, публика начинает сходить с ума, но сходить с ума можно по-разному. У каждого должна быть своя голова на плечах. И мне кажется, сейчас наши поклонники это понимают.
— Какие моменты в истории группы были самыми счастливыми и самыми неудачными?
— И тех, и других было очень много, но это лишь субъективный взгляд на вещи. Сейчас, оглядываясь назад, я не стал бы делать никаких выводов. Все просто шло своим чередом, как и сама жизнь, в которой есть светлые и темные полосы. Каждый период в творчестве в результате пошел нам на пользу.
— А почему вы несколько лет назад взяли тайм-аут на четыре года?
— Мне нужно было время, чтобы разобраться в себе как в артисте, понять, что на самом деле значит для меня Limp Bizkit. Осознать это можно было, только отключившись от процесса на какое-то время. В эти годы я активно работал над собственными фильмами. В 2007 году, например, вышла картина «Образование Чарли Бэнкса», в 2008-м — «Аутсайдеры».
— Как начался ваш «роман» с киноиндустрией?
— Мне всегда нравилось качественное кино. В некоторых фильмах я даже находил идеи для своих песен и в итоге на какое-то время сбежал в мир кино, потому что там мог отключиться от проблем, с которыми я сталкивался в реальности. Впрочем, кино — это тоже реальность, хотя она и кажется придуманной. Причем я комфортно чувствую себя и в роли актера, и в качестве режиссера. Это совершенно разные ипостаси, связанные с разными ощущениями и внутренними «мышцами».
— Я знаю, что сейчас вы работаете над совместным проектом с режиссером и клипмейкером Дэвидом Финчером. Поделитесь подробностями?
— Для меня это особая история. Мы вместе снимаем фильм, он продюсирует его, а я режиссирую. Действие происходит в Лос-Анджелесе, где молодой парень становится приятелем Джима Моррисона, когда ему было 15 лет. Эта история основана на реальных событиях, и она очень захватывающая. Я не могу сейчас много говорить об этом, потому что нахожусь в творческом процессе. Скоро вы сами все увидите.
— Тогда вернемся к музыке. Как вам удалось вырваться из андеграунда на большую сцену?
— Мне кажется, все рок-н-ролльные и вообще альтернативные команды идут по этому пути. Я не помню, как мы начали зарабатывать деньги своей музыкой, просто в один момент это произошло. Я никогда не задумывался о том, чтобы группа Limp Bizkit стала коммерческим проектом, я просто старался каждый раз прыгнуть выше головы, сделать последующую работу лучше предыдущей. Наверное, это просто заложено у меня в характере. И для меня Limp Bizkit — это до сих пор андеграунд.
— Насколько сложно сейчас молодым командам в Америке добиться успеха, на ваш взгляд?
— Я не знаю, что такое успех. Для меня это значит просто быть честным. Если ты откровенен сам с собой, ты уже победил, и не важно, что думают и говорят о тебе другие. Нельзя угодить всем. Кого-то ты разочаруешь, кого-то порадуешь, но если не вступаешь в сделку со своей совестью — обязательно почувствуешь резонанс. Это единственное, за что человек несет ответственность. Иначе все, что ты делаешь, — это фикция, мыльный пузырь, который очень быстро лопнет.
—Тем не менее и честным артистам нужна поддержка для продвижения. Вы ведь сами открыли свой лейбл. С кем из исполнителей вы сейчас работаете?
— Я нашел очень интересного парня из Канады, который поет баллады. Я немного помогаю ему в продвижении. Я не ищу артистов, с которыми мне хотелось бы работать, специально. Если вдруг вижу того, кому мне действительно хочется помочь, тогда и делаю это. Посмотрим, что будет дальше. Вообще, я не слежу активно за современной сценой. Сейчас в моем плеере играет хип-хоп, хаус. Мне нравится такая музыка.
— А с российской вы хорошо знакомы?
— Пока не очень, но мне интересна ваша культура в принципе, как и ваша страна. Я уже говорил, что не прочь получить российский паспорт. У вас живут очень красивые люди, да и традиции прекрасны. Не могу объяснить, что меня постоянно манит сюда, но я стараюсь приезжать в Россию как можно чаще. И мне было бы, безусловно, интересно поработать с кем-нибудь из местных музыкантов.
— Фред, много-много лет назад вы служили в морском флоте. Это как-то повлияло на вашу жизнь?
— Сейчас я думаю, что это было ошибкой, но и опыт я тоже приобрел. Военная служба вырывает тебя из повседневной реальности, делает другим человеком на время. Когда ты становишься солдатом, тебе приходится придерживаться жесткой дисциплины, думать как солдат, действовать как солдат. И у тебя есть очень небольшой выбор действий и даже мыслей. Это и отталкивало меня больше всего во время службы. Я никогда не хотел быть роботом: ни в жизни, ни в творчестве.
