Хочется поговорить о заделах на будущее. В том смысле, что когда-нибудь настанет время — и неприязнь, а иногда и ярость в отношении к США придется заменить на традиционное для Россия доброе отношение к Американским Штатам.
В это трудно поверить, но чем раньше мы ощутим эту историческую потребность, тем скорее наша держава обретет новую силу и могущество. Историческая память (в том случае, конечно, если она не полностью потеряна) сохранила примеры идейного единения передовой части российского общества с борцами за независимость Северной Америки. Я верю, что мы сохранили память о Декларации независимости — точнее, о принципиально новом понимании свободы личности, — документе, который взорвал привычные представления о свободе личности и вместе с Конституцией США 1787 года оказал сильнейшее влияние на законотворчество ведущих государств нашей планеты.
Наше нынешнее увлечение танковым биатлоном само по себе необходимо и прекрасно. Но если мы останемся на веки вечные в плену воззрений императора Александра Третьего о двух единственных союзниках России (армии и флоте), мы рискуем законсервировать наше политическое сознание в замкнутой сфере. Эта консервация будет стимулировать дальнейшее размежевание с мировым сообществом.
«Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Есть такая обидная сегодня для нас поговорка. Лично я делаю огромные усилия, чтобы полюбить и привязаться всей душой к северокорейскому чучхе. Пока не получается, но страшно представить, если получится. Наша беда, вероятно, в том, что не все в современной элите РФ усложняют свою жизнь размышлениями о нашей нынешней международной изоляции.
Питая светлые мысли в отношении США, я вовсе не ратую за одностороннее восхищение этим государством без взаимного сближения наших стран. Я хорошо помню реакцию нашего президента на террористический акт 11 сентября с разрушением небоскребов-близнецов в Нью-Йорке. Тогда многим, и мне в том числе, показалось, что в русско-американских отношениях начинается новый долгожданный этап. Но, увы, турбулентность новейшей истории свела на нет все благие надежды.
И все-таки запрос на иное отношение к США и нашему совместному проживанию на одной и той же планете подталкивает нас на робкие попытки уйти от знакомой телевизионной риторики. Особенно это характерно, например, при углубленном изучении завершающего этапа Второй мировой войны.
Публикация в «МК» от 2 сентября 2015 года «Другое послесловие к атомному юбилею», основанная на выводах иностранной прессы, содержит весьма убедительные доводы в пользу необходимости применения ядерного оружия. Японский империализм оказал мощное сопротивление союзникам. Согласно закону от 1938 года, защитниками Японских островов считались не только военные, но и все гражданское население. Ему было предписано умирать, но не сдаваться — наравне с солдатами. Это означало огромные потери в ходе боевых действий по захвату Японских островов. Вероятно, погибли бы многие тысячи советских воинов. Кроме того, японцы распространили слух, что американцы имеют всего лишь одну атомную бомбу. Оценки возможных потерь союзников при морском штурме оцениваются в миллион убитыми, японские потери — в несколько раз больше. Цитата из публикации в «МК»: «Получается, что Хиросима и Нагасаки ценой сотен тысяч жизней предотвратили гибель миллионов».
Конечно, далеко не все военные историки разделяют эту точку зрения. Но это, безусловно, призыв к более взвешенной оценке русско-американских отношений, какими бы малопривлекательными они ни казались сегодня.
Я не очень понимаю, почему многим благим побуждениям высокого российского руководства не хватает необходимой настойчивости. Например, необходимость ликвидации всех последствий братоубийственной бойни 1918–1921 годов. Документальная кинохроника познакомила нас с героической историей белой армии на чужбине. Пронзительные кинокадры демонстрировались на телеэкранах, но только глубокой ночью. И даже визит нашего президента к потомкам русской армейской эмиграции был доступен только ограниченному количеству полуночников. Изображение, сопровождаемое талантливым закадровым текстом Н.Михалкова, и выступление В.Путина — драгоценный продукт нового мышления, которому только предстоит победить. Это из серии заделов на будущее, как и возвращение на Красную площадь народных гуляний и праздничных музыкальных фестивалей.
Я хорошо понимаю протестные настроения в среде закомплексованных сталинистов и так называемых ветеранов. Почему «так называемых»? Потому что неумолимый бег времени увел из жизни большую часть великого российского воинства.
Может быть, в который раз стоит задуматься: почему главная площадь православной столицы несет в себе черты языческого капища и пока обречена на проявление признаков шизофрении — раздвоения сознания, чему способствует, например, галерея памятников сталинским палачам? Понимаю, что неуместные сегодня размышления — дело далекого будущего, и немцы со своим «варварским обращением» с памятью Гитлера, Геббельса, Геринга, Риббентропа и других нацистских вождей — нам не указ. Мы идем или делаем вид, что идем своим путем. И неизвестно — ведет ли он к историческому просветлению или в совершенно другое малопривлекательное место.
Огромный сдвиг в сознании москвичей произвели, однако, поползновения столичного руководства освободиться от имени П.Л.Войкова, руководившего расстрелом царской семьи. Впрочем, если тут же возникла насущная потребность в прославлении Дзержинского (неважно, какую московскую площадь украсит апологет красного террора) — идея расставания с Войковым вполне может угаснуть.
Само намерение, связанное с именем Войкова, является, по моему мнению, заделом на будущее. Рано или поздно нашим потомкам предстоит оздоровить русскую национальную топонимику. Придет время — и, например, волжский город Покровск снова обретет свое историческое наименование. В 1931 году город Саратовской области был переименован в Энгельс, а жители стали называться энгельсцами. Если бы они серьезно, а главное — спокойно обсудили написанный Энгельсом в середине позапрошлого столетия в содружестве с Марксом Манифест Коммунистической партии, они бы узнали, что у рабочих людей нет и не должно быть памяти о культуре своего отечества, не должно быть уважения к собственной истории, отеческим гробам, и им совершенно нечего терять, «кроме своих цепей».
Многочисленные оппоненты мне возразят: «Давайте спросим мнение самих жителей города Энгельса». Если относиться к топонимике как проявлению народного поэтического искусства, о чем просил К.Паустовский, то в отношении искусства существуют свои аномалии, и никогда большинство голосов не дарило нам долгожданную истину. Примеров тому — тьма тьмущая. Если в искусстве следовать мнению большинства — мы бы не увидели французских импрессионистов, Эйфелеву башню, собор Василия Блаженного, шедевров Шагала, Кандинского, Малевича и т.д. и т.п.
Возможно, некоторые идеи, залетевшие в мою голову, относятся к жанру чисто полемических заметок. Но я всегда вздрагивал от крылатого изречения нашего классика: «Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе!» И потому закономерный вопрос: а почему, собственно, нам не жить в новый прекрасный период нашей новейшей истории? Если, конечно, рассматривать историю как науку, которой присуще закономерное развитие во времени.
