Отвечал серьезно, но при этом ел конфеты и булочки, приговаривая: «Можно я возьму конфетку? Такие они аппетитные, раздражают». Настроение у него было прекрасное, хотя и волновался. «Не каждый день меня приглашают в «МК». Завтра улетаю в Астрахань, повезу своему другу, актеру Андрею Ильину, спиннинг взамен сломанного. Будем ловить рыбку большую и маленькую. Всю жизнь мечтал в тех краях порыбачить. А потом отправимся с супругой в Турцию на кинофестиваль».
И вдруг вопрос от читателя: «Верите ли вы в Бога, ходите в храм?».
— Я крестился 26 лет назад, когда крестили мою дочку. В храме бываю, но не часто. И месяца не прошло, как мы с женой повенчались. Впервые публично говорю об этом. Присутствовали только мой друг с женой, дочь Полина да дочка моей жены Маша.
— Какой из своих фильмов особенно любите, какая роль совпала с вашим внутренним миром?
— Роли — как пальцы на руке, как дети. Все дороги и выстраданы. Меня зритель знает в основном по картинам «Тот самый Мюнхгаузен», «Зимняя вишня», «Графиня де Монсоро», где я сыграл брата Горанфло — забулдыгу и обжору, капризного, как ребенок. Мы с ним очень похожи. Горанфло стал Долинским, а Долинский — Горанфло. Люблю сериалы, в которых снимался. У меня больше ста работ в кино.
— А ведь многие актеры стыдливо, а то и с презрением, относятся к работе в антрепризе и сериалах.
— Антрепренер как минер — не имеет права на ошибку. Это в государственном театре худрук может сказать: «Да и хрен с этим спектаклем! Декорации — на дачу!». А антрепренер проводит маркетинговые исследования перед запуском, анализирует запросы рынка, готов месяц, год ждать нужного актера. В антрепризе мы не на себя работаем, а на спектакль. Нам важен успех общего дела, от этого зависит — купит зритель билет или нет. Я видел, как актриса в стационарном театре специально чихала и кашляла, чтобы другую не было слышно. В антрепризе подобное исключено.
— Всегда ли вы получали то, чего достойны? Не воспринимают ли вас однопланово?
— Не хочу хвастать, но я играл Соломона Грегори в «Цене» Артура Миллера в театре «У Никитских ворот». Миллер посмотрел наш спектакль и высоко оценил мою работу. А это трагикомическая роль, самый любимый жанр, когда за смехом наворачиваются слезы. Писатель Алесь Адамович высоко оценил мою работу. Наверное, нескромно так говорить. В кино у меня не было трагикомических ролей. Хотя я сыграл в сериале продюсера Вольфа Мессинга, а это человек со сложной судьбой. Если актер скажет, что ему все додали, на этом он закончится. Я знал таких. Они всерьез относились к себе, что свидетельствует о небольшом уме. А вот Андрей Миронов, будучи состоявшимся актером, искренне завидовал Олегу Табакову. Это была его боль в какой-то период жизни. Он считал, что не достиг высот Табакова.
— Что значит для вас семья?
— На день рождения жены я сказал, что хотел бы уйти в мир иной за 5 минут до нее. Мы женаты больше 28 лет, но живем как влюбленные девочка и мальчик — обижаемся на реплику, взгляд, потом миримся. С каждым годом этот человек мне все ближе. Может, так хорошо, как теперь, нам не было даже в молодости. Жена мне подарила дочь Полину. Она играет в Малом театре Нину в «Маскараде». Ко мне подошла пожилая билетерша и сказала: «Какая у вас чуткая, внимательная девочка, как она прекрасно ко всем относится!». Очень дорогая для меня похвала.
Владимир Долинский играет в семи антрепризных спектаклях: «Ханума», «Свадебная кадриль», «Западня», «Люби меня, как я тебя» и других, репетирует в новом — по пьесе Островского «Волки и овцы». «Я играю Чугунова. Это спектакль о любви и женских кознях. А называется он «Особенности национальной женитьбы», — рассказывает актер. — Снимаюсь на Украине в фильме «Тевье-молочник» у Владимира Лерта. Осенью обещают последний рывок. Из-за известных событий наша работа подзатянулась».
А вот что такое возраст по Долинскому: «Старение — не исчезновение, а ослабление всех желаний. Как я любил шашлык в молодости! Я и сейчас его люблю, но разве так? Как я любил женщин! Мог в тапочках на босу ногу пройти через всю Москва, чтобы обнять девушку. А сейчас еще подумаю, прежде чем что-то сделать. Это и есть притупление острых желаний. Но как в молодости мечтал стоять перед кинокамерой или на сцене, так и сейчас. В чем я не постарел, так это в желании творить. Жена часто спрашивает: «Когда же ты наконец наиграешься?». Утром я могу крикнуть: «Дуняша, кофе барину в постель!». Это призыв готовить завтрак. Или подведу жену к окну и говорю: «Любушка моя, глянь: хорошо-то как!». И дальше продолжаю пороть ахинею. Могу читать монологи коту Персику до тех пор, пока он не начнет корябать меня. Наверное, никогда не наиграюсь».
