В Петербурге живет внучка Павла Петровича — актриса Наталия Кадочникова. Она занимается наследием своего деда, руководит творческой мастерской «Династия» имени Павла Кадочникова, а к 100-летию подготовила выставку и выпускает книгу своих воспоминаний о семье «Жизнь как вспышка». В этой семье актером был не только Павел Петрович, но и его жена Розалия Котович, и их сын Петр Кадочников, отец Наталии. И ее крестный — Константин Кадочников, сын Павла Кадочникова от первого, еще студенческого, брака.
— Дедушка и бабушка воспитали меня, — рассказывает «МК» Наталия Кадочникова, — заменили отца. Мне было 12 лет, когда он умер. Они дали мне все.
— Можно ли было в такой семье не стать актрисой?
— Конечно нет. В первый раз я не поступила в Ленинградский театральный институт (ЛГИТМиК) — не была подготовлена. Павел Петрович не очень хотел, чтобы я шла учиться на актрису, и сказал бабушке: не буду никуда ходить и просить за Наташу. Потом я год готовилась и поступала в два вуза: в наш, ленинградский, к Игорю Горбачеву, и в ярославский, к Владиславу Андрушкевичу, однокурснику Павла Петровича по ЛГИТМиКу. Они вместе учились у Бориса Зона и работали в новом ТЮЗе. Но дед просто костьми лег: «Не отпущу Наташку в Ярославль!» Андрушкевич возмущался, говорил ему: «Павлик, что ты ее у своей груди все время держишь? Дай ей самостоятельности! Она отучится четыре года, и я верну ее тебе в целости и сохранности». Но деду было очень важно, чтобы я была рядом. Возможно, он предчувствовал, что скоро уйдет… Он умер, когда я заканчивала первый курс. И хорошо, что не отпустил меня, — я поняла это позже. Мои первые шаги в институте связаны с ним. Он всегда был рядом, в курсе всего, что у меня происходило, я делилась своими радостями, огорчениями, неприятностями.
— То есть Павел Петрович находил время на общение с внучкой?
— Когда у него не было времени, он брал меня с собой на съемки. Там же большие перерывы бывают, и мы могли общаться. Мы с ним объездили всю страну: Сибирь, Урал, юг, Украина последние новости, огромное количество городов — не перечислить.
— О чем вы разговаривали?
— Обо всем. О жизни, искусстве, театре, своих переживаниях, прочитанных книгах, рецепты вкусных блюд давал… Дедушка был бесконечно добрым, на нем все ездили. Но как он мог вспылить, если я, вредный подросток, нахамила бабушке! Просто сатанел, кричал страшным голосом: «Наташа, иди сюда! Это что такое? Чтобы я этого больше не слышал!» И кулаком по столу — у нас в прихожей стоял небольшой журнальный стол со стеклянной столешницей. И каждый раз стекло — вдребезги. Бабушка убирает, ставит новое стекло, я трясусь в своей комнате. Потом приходит бабушка: «Иди, Дидя тебя зовет». Как ни в чем не бывало дед говорит мне: «Ласточка моя, ну давай — спокойной ночки!» — «Дидя, прости меня». — «Ну ладно. С кем не бывает? И ты меня прости. Какие у тебя завтра планы?» Мы каждый вечер перед сном составляли планы. Один-единственный раз дед ударил меня. Дело было на съемках фильма «Сюда не залетали чайки». Мы с ребятами бесились в холле гостиницы, уже было поздно, и дежурная несколько раз сделала нам замечание, а потом схватила меня за руку: «Прекратите наконец шуметь, люди спят!». И тут я заявила: «А мне все можно, я внучка Кадочникова». И получила от деда такую затрещину! Он по полочкам мне разложил: ты еще ничего из себя не представляешь, ничего не сделала, чтобы могла гордиться тем, что носишь эту фамилию, а когда сама сделаешь что-то, тогда у тебя пропадет желание так себя вести. Я запомнила его слова: «Фамилия — это не право, это ответственность!». Бабуля рассказывала, что после этого он не спал всю ночь, переживал: «Я ударил Натулю!». Утром, когда я проснулась, вижу, дед сидит передо мной на коленях, в слезах, за руку меня держит и говорит: «Натуля, девочка моя, прости меня за то, что я вчера тебя ударил». В этот момент я осознала, как отвратительно поступила, и попросила прощения у него, у той женщины. Она, помню, сказала, что была поражена, как великий артист заступился за простую дежурную.
Вообще из Диди можно было веревки вить. Школьные дневники я только у него подписывала, потому что училась плохо. Часто подходила к нему, когда он был занят (писал сценарий, например): «Дидя, пожалуйста, тут девочка просит твой автограф». И дневник подсуну. «Хорошо. Имя надо написать?» — «Нет, просто распишись». Когда его в школу вызывали — «Павел Петрович, у вашей внучки за неделю восемь «двоек»!» — он недоумевал: «Какие «двойки»? Я не знал». — «Как не знали? Вы же дневник подписывали, вот ваша подпись». Папы уже не было. Мама — педагог — работала в этой же школе. Она была обижена, что я ушла жить к бабушке и дедушке, с которыми у нее были не очень хорошие отношения. Материнская ревность. Педагоги рассказывали, что, когда подходили к ней, чтобы поговорить обо мне, она отказывалась: «А вы к Розалии Ивановне и Павлу Петровичу обращайтесь, теперь Наташей они занимаются».
— Какие подарки дарил вам дед?
— Он много чего дарил: книги, технику. Часто говорил: «Натуль, я дам тебе денег, ты купи себе что хочешь». Либо мы вместе шли в магазин за подарком. У меня сохранился чайный сервиз от бабушки и дедушки. Помню, мне было лет 14–15, и я мечтала о японском магнитофоне, а мне подарили инкрустированную чашку с блюдцем. Как я расстроилась, обиделась, ревела! А через какое-то время мне купили магнитофон. Этого магнитофона давно нет, а чашка до сих пор стоит, и я читаю на ней: «Наташеньке, любимой внучке, на день рождения от Були и Диди».
Дедуля часто отправлял мне открыточки со съемок, рисовал место, в котором находился. Я всегда ношу в своем паспорте его открытку. Вот она: «Натуленька, моя родная, любимая внученька! Пусть всегда тебе светит солнце побед и удач. Будь здорова и счастлива. Целую тебя крепко. Дидя». Как только руки опускаются — ведь всякое бывает в жизни, читаю его пожелание про «солнце побед и удач», и сразу становится легче, появляются силы, чтобы двигаться дальше.
— Легко было ходить с ним по улицам? Приходилось Павлу Петровичу прятаться?
— Никогда он не прятался. Были разные истории. Когда я забывала взять ключи — а еще часто теряла их, — приходила домой, а дедушки с бабушкой не было, я знала, что они либо в Петропавловке гуляют, либо в парке Ленина. Шла туда и спрашивала прохожих, не видели ли они Кадочникова. Мне показывали, в какую сторону он пошел. Когда Павла Петровича останавливали, он с удовольствием отвечал на вопросы, рассказывал байки. И это превращалось в творческий вечер. Я любила его слушать, хотя что-то слышала в сотый раз. Я не застала период его сумасшедшей популярности, когда ему прохода не давали, поднимали на руки автомобиль с ним. Одно время его не снимали, был огромный перерыв в работе, его стали забывать, поэтому ему льстило внимание людей, он радовался этому. Однажды мы шли с ним с «Ленфильма». В то время он там снимал картину «Серебряные струны». Павел Петрович был очень уставший, смена выдалась тяжелой, а он уже плохо себя чувствовал. Идем под ручку, а сзади — мужчина и женщина, и мы слышим: «Смотри, Кадочников с молодой любовницей!». Я так разозлилась. Мне обязательно нужно восстановить справедливость! Ринулась в бой: «А ничего, что я внучка родная, а не любовница?!» — «Но мы же не знали. Простите нас, Павел Петрович». Дедуля улыбнулся, он всегда все в плюс переводил, и сказал: «А мне лестно, что вы считаете меня в силе даже в таком возрасте, что я могу позволить себе молодую любовницу».
— Говорят, Павел Петрович моржеванием занимался?
— Да, для поддержания здоровья. Рассказывал, что это у него еще в молодости на Урале началось. Утром ему надо было обязательно окунуться в холодную воду, как кому-то начать день с чашечки кофе. Когда ему уже тяжело было ходить к проруби у Петропавловской крепости, он наливал ледяную воду в ванну, обливался.
— Розалия Ивановна была ангелом-хранителем мужа и всей семьи?
— Скорее ангелом-воителем. Этакий богатырь, охранявший вход в свои владения и никого посторонних не впускавший. Она всегда стояла на страже семьи. Хорошо чувствовала людей. Некоторые ее побаивались, даже не любили, считали стервозной. Деда она опекала, иногда даже слишком. Ездила с ним на съемки, помогала во всем, в работе и быту, следила, чтобы его не спаивали. Она была подающей надежды театральной актрисой, но ушла из театра, когда родился сын, посвятила себя семье. Говорила, что в семье должен быть один сильный актер и надежный тыл, иначе будут заброшены ребенок, муж. Я спрашивала ее, не жалела ли она о своем поступке, она ответила: «Не жалела. Хотя очень скучала по сцене, хотелось играть!»
— Слышала о романах Кадочникова.
— Павел Петрович был красавец, всегда его окружали поклонницы, искушений хватало. Многие знали, что у него случился роман с актрисой Театра эстрады Маргаритой Шумской. Родился внебрачный ребенок — Павел Павлович Бунин. Шумская — настоящая красавица, я видела ее фотографии. Дедушку можно понять.
Меня часто спрашивают, как я отношусь к этой истории. Но разве я вправе судить деда? И когда дядя Павел написал мне и предложил общаться, я была так счастлива! Это ведь близкий по крови человек. Он живет в Копенгагене, оператор, работал на телевидении, сейчас преподает. Мы встретились в Петербурге, провели четыре незабываемых дня и теперь постоянно на связи. Восемь лет назад я познакомилась в Лос-Анджелесе с бывшей актрисой театра «Ромэн», и она спросила меня: «Ты знаешь, что у тебя здесь есть двоюродная сестра? Хочешь познакомиться с Машей?» Конечно! Но ее в это время, к сожалению, не оказалось в городе. Кадочниковых немало по всему миру раскидано: в США, Дании, Израиле, Швеции, Норвегии…
— Кто бывал у вас в гостях?
— О-о, кто только не был! Георгий Вицин, Никита Михалков, Александр Адабашьян, Юрий Богатырев… Практически все питерские актеры — Кирилл Лавров, Михаил Светин, Владислав Стржельчик, Игорь Дмитриев… Игоря Борисовича Дмитриева я обожала. Всегда веселый, рассказывал интересные истории, приносил много шоколадок. «Ей нельзя шоколад», — говорила бабушка. «Сегодня можно!» — возражал он. На даче была замечательная история с Виталием Соломиным. Собралась шумная компания. Шашлыки, вино, веселье. Мне 12 лет, у меня была идея фикс: проверить, выдержит ли мой зонтик, если прыгнуть с ним со второго этажа. Родственную душу я почувствовала в Виталии Мефодьевиче Соломине. Рассказала ему о своем плане. «А у тебя второй зонтик есть? — спросил он. — Пошли!» И мы с ним спрыгнули одновременно. Приземлились, хохочем. Зонтики, естественно, сломались. Нас от переломов спасло то, что накануне Павел Петрович косил траву, и она лежала под окнами. Все прибежали. Меня не ругали, но дед сказал дяде Витале: «Ладно Наташка, но ты, Виталий, как мог?» — «Так ведь весело как, а?»
- Ваши дети продолжили династию?
- У меня трое детей, все носят фамилию Кадочникова. Петя – видеоинженер. Вите -16 лет, он учится в школе, но с 4-х лет снимается в кино, играет в спектаклях, выходил на сцену БДТ, Мариинского театра и «Театра на Неве». У него послужной список – дай бог! Занят во всех спектаклях нашей творческой мастерской «Династия». В этом году очень хорошо сыграл роль старшины Васкова в композиции «А зори здесь тихие». Алисе - 11 лет. Она хочет играть на ударных инструментах, заниматься пластилиновой анимацией, пишет рассказы, у нее хороший слог. Недавно ездила на «Мосфильм» на кастинг фэнтези Анны Чернаковой «Перелетные дети». Не прошла, но не расстроилась. Я даю детям возможность заниматься тем, чем они хотят. Пусть всё попробуют. Их надо слушать, доверять им. Этому я научилась у Павла Петровича.
