Глазунов — это грандиозное явление, и в двух словах его не охарактеризуешь.
Всю его творческую жизнь не смолкают разногласия и восторженные оценки: художник королей, новатор и классик, великий портретист, виртуозный рисовальщик, владеющий гармонией красочных созвучий.
Творчество Ильи Глазунова еще с его первой выставки в ЦДРИ (когда ему было 26 лет) можно поделить на четыре цикла: героическая история нашего народа; жизнь человека в большом городе с его радостями, надеждой и одиночеством; иллюстрации к произведениям русской классической литературы, где на первом месте стоит столь чтимый художником писатель и пророк Достоевский с его пониманием жизни как борьбы добра и зла, где поле битвы сердце человека; и четвертый цикл, принесший художнику мировую славу, — портреты наших современников.
О, это вообще отдельная глава. Глазунову позировали режиссеры Висконти, Феллини, Антониони, Бондарчук; актеры Джина Лоллобриджида, Клаудиа Кардинале, Джульетта Мазина, Иннокентий Смоктуновский, Татьяна Самойлова etc.; короли Швеции, Лаоса, Испании, Португалии, кабинет министров генерала де Голля, президент Италии Сандро Пертини, президент Чили Сальвадор Альенде, премьер-министр Дании Отто Енс Краг, канцлер Германии Вилли Брант, генсек ООН Курт Вальдхайм, конечно же, Индира Ганди — да всех не перечислишь.
— Каждый человек интересен для портрета, потому что у каждого есть своя неповторимая индивидуальность, — говорит Глазунов. — Художнику необходимо почувствовать внутреннюю музыку души человека и передать с предельным сходством, потому что если портрет не похож, то это не портрет.
Но, конечно же, особое место в творчестве Ильи Сергеевича занимают его многофигурные, очень сложные по своему содержанию и композиции картины-мистерии. И его главным «брендом» стала картина «Вечная Россия», столь любимая народом, где на одном полотне изображена вся история страны через ее великих людей.
А за картину «Мистерия ХХ века», написанную в 1977-м, художника на Политбюро хотели приравнять к Солженицыну и лишить гражданства, но... один голос «перевесил», и Илья Глазунов был отправлен в сибирскую тайгу на строительство БАМа.
Недавно художник закончил многофигурную грандиозную картину «Раскулачивание», задуманную им еще на первом курсе в Ленинградской академии художеств. В течение многих лет в своих поездках по России он рисовал образы русских крестьян. В настоящее время почти закончена острая по своему философскому содержанию картина «Похищение Европы», отображающая, как всегда у Глазунова, в конкретных лицах историю и современность Америки. Можно только поражаться творческой энергии художника, видя его новые и столь разные произведения.
■ ■ ■
Мы много общались с Ильей Сергеевичем на самые разнообразные темы; его биография необычайно богата на яркие события и ярких людей, равно как и его картины. Он летописец российской истории, и летопись его очаровывает своей возвышенностью и будоражит своим трагизмом одновременно.
О блокадном Ленинграде: «От голода погибли мать, отец и все близкие родственники. Через Дорогу жизни, пролегавшую по льду Ладожского озера, меня, одиннадцатилетнего, вывезли из города в глухую новгородскую деревню Гребло. Там я работал на колхозных полях... Потом блокада была снята, я вернулся в пустынный родной Ленинград. Поступил в художественную школу при Институте имени Репина Академии художеств СССР — академия тоже только вернулась из эвакуации, из Самарканда. И помню, как в школу заходил Игорь Грабарь — небольшого роста, точь-в-точь как на дружеских шаржах Серова, — вынимал свою папочку и показывал нам репродукции Веронезе, Микеланджело, Тициана... С каким любопытством и благоговением мы ему внимали: с нами, мальчиками, Грабарь по-взрослому говорил об искусстве...»
О традициях: «Вообще, в живописи важны два понятия: как и что. Причем первично ЧТО — что именно хочет сказать художник. А КАК — это и есть форма его искусства. КАК — вторично, но авангардистских трюков я не приемлю, равно как и фотографического натурализма... Если говорить о наших великих мастерах, то Васнецов — это былинный богатырь русской живописи, Врубель — ее проникновенный мистик и стилист, а Нестеров — третий из «соборян», который как никто сумел выразить всю трепетность и чистоту православной души... Так вот именно эту, дореволюционную, великую традицию я внес в основанную мною Академию живописи, ваяния и зодчества, которая, по мнению многих авторитетных экспертов, является сегодня последним бастионом русской и европейской художественной школы. А школа — это важнейшая вещь. Когда ты имеешь за плечами ступени пройденного мастерства — дальше можешь делать все что хочешь, идти по избранному тобой пути...
Недостаточно быть рисовальщиком и колористом, надо понимать главное: картина — это разговор со зрителем, и зритель должен понять, что хочет сказать художник. В противном случае публика равнодушно пройдет мимо. Самая страшная ошибка — когда средство становится целью. Художник же велик тем, что, постигая тайны мира, создает свой мир...»
О Достоевском: «Большой лоб с могучими, как у новгородских соборов, сводами надбровных дуг, из-под которых смотрят глубоко сидящие глаза, исполненные доброты и скорби, глубокого раздумья и пристального волевого напряжения. Болезненный цвет лица, сжатый рот, скрытый усами и бородой. Его трудно представить смеющимся...»
О царствовании Романовых: «После страшной пропасти Смутного времени за три века Романовых Россия овладела 1/6 частью планеты... И без особого принуждения, а на принципах добровольного объединения разных народов, просящих у нас помощи. И самое тут главное — процветание, мощь и богатство многонациональной империи. Есть два государства, куда с XVIII века все стремились: Россия — до 1917-го — и Америка. До революции около пяти миллионов европейцев хотели жить в России. Не зря Невский проспект в Санкт-Петербурге называли проспектом религий — какие угодно тут храмы: католические, протестантские, и синагоги, и — немного подальше, на Кронверкском проспекте — мечеть. А венчалось все красивейшей Свято-Троицкой Александро-Невской лаврой, куда Петр I внес при громе пушек мощи святого Александра Невского».
О будущем Музее сословий: «Я всю свою жизнь собирал свидетельства красоты быта всех сословий России. Например, меня восхищает русский народный костюм, который был свой, особенный в каждой губернии, индивидуальность которого я осознал во время своих поездок в далекие 60-е годы по Русскому Северу, Ярославлю, Ростову Великому и другим древним русским городам. Выросший в Петербурге, самом красивом городе мира, я с детства впитал восхищение перед имперской, дворянской культурой петербургских дворцов, Павловска и Царского Села. Дворянский интерьер складывается из мебели красного дерева и карельской березы, гравюр, картин, изящества бытовых предметов. Стендаль, будучи в Москве с армией Наполеона, писал сестре, что русские вельможи живут богаче и роскошнее французских...»
О современном искусстве: «Работы художников нашей академии — это как раз самое что ни на есть современное искусство: по-новому пережитая традиция. Вообще быть современным — значит, жить интересами своего народа. А то, что сейчас толкается под видом современного, — это антиискусство. Каждый может нарисовать «Квадрат», но никто так не сыграет, как Рихтер или Ойстрах, не напишет, как Рубенс, Репин, Иванов... Поэтому наша задача — воспитывать, словами Достоевского, «по-русски широко образованного человека». И господдержка реалистического искусства сейчас важна как никогда!»
О себе: «Покуда жив на этой грешной земле — буду воспевать красоту божьего мира, борьбу добра со злом, великую и драматичную историю России, которая не может быть забыта — хотя столько сил прилагается, чтобы ее переврать. Так что, словами Врубеля, пытаюсь будить современников величавыми образами духа. Реализм все равно самая демократичная форма. Он понятен всем слоям общества. Был, есть и будет всегда».
