— Сначала мы познакомим публику с постановкой оперы знаменитого итальянского композитора Луиджи Ноно «Под жарким солнцем любви» (о революционерах прошлого и настоящего), — говорит Каталин, — где дирижером выступил блистательный Клаудио Аббадо. После успеха «Жаркого солнца» Любимову последовали новые предложения: в 1978-м он создал «Бориса Годунова», затем «Хованщину», а далее — постановка «Страстей по Матфею» Баха, причем, руководство Ла Скала попросило у Любимова сделать из оратории действо. А это задача непростая. Премьера состоялась в миланской церкви Сан Марко — той самой, где были обнаружены фрески Леонардо да Винчи.
...Кстати, прямо в алтаре был установлен ледяной крест, который медленно таял (как бы плакал) во время спектакля. Успех был колоссальный.
— Слава от «Страстей» дошла и до России, — продолжает Каталин, — так, что композитор Владимир Мартынов, сочинивший свой знаменитый «Апокалипсис», очень просил, чтобы оперу его ставил только Любимов и никто другой. Возвращаясь к вечеру — прозвучат отрывки из интервью с Юрием Петровичем, будут прочитаны фрагменты воспоминаний из его книги, которую, понятно, не все читали. Также приглашен известный современный композитор Тарнопольский, для которого опера авангардиста Луиджи Ноно — абсолютно понятный язык, о чем он и поведует...
— Опера — это погружение в совершенно иной жанр для драматического режиссера. Какой видел оперу Юрий Петрович? Ему было в этом пространстве комфортно?
— Существенный момент следующий: с первой же постановки для Любимова главенствующую роль играла МУЗЫКА; он вообще был большим почитателем классического музыкального наследия. И даже на драматической сцене, начиная с «Доброго человека из Сезуана» и до последней своей работы, музыка присутствовала обязательно. Юрий Петрович был сторонником синтеза искусств — не только слово, но и музыка, и пластика в постановке, причем, все равноправны! Ибо обслуживали выразительность основной идеи. Так что в опере главный для него критерий: не мешать музыке, чему он постоянно и следовал, максимально помогая певцам...
— Но все-таки мы немного знаем режиссеров, которые равноправно работали бы как в опере, так и драме...
— В этом смысле Любимов оказался уникальным русским драматическим режиссером, поставившим около 30 уникальных оперных спектаклей на лучших сценах мира — в миланском Ла Скала, Парижской Национальной опере, в Ковент Гарден в Лондоне, оперных театрах Гамбурга, Мюнхена, Бонна, Карлсруэ, Штутгарта, Цюриха, Неаполя, Болоньи, Турина, Флоренции, Будапешта, Чикаго... Причем, иные постановки были настолько успешными что игрались по 10-15 лет, а это серьезный показатель. Например, «Дон Джованни» в Будапеште лет десять держали в репертуаре... ну и «Князь Игорь» (спасибо, что они не отказались от этой постановки, несмотря на болезнь Любимова) идет сейчас в Большом театре с успехом.
— Странно, что вообще оперная ипостась не «перевесила», что Любимов сумел вернуться к драматическим постановкам...
— Дело не в том, что что-то перевесило. Просто Юрий Петрович был в такой счастливой ситуации, когда он мог выбирать как режиссер — что ему делать... и он делал то, что было ему интересно. К тому же он, даже будучи на Западе, несколько лет был художественным руководителем драматического театра в Болонье Arena del Sole, где поставил несколько спектаклей. И когда последовало приглашение вернуться в Россию, Любимов — как Солженицын, Ростропович, Аксенов — среди первых оказался на родине и стал работать здесь. Хотя ситуация с театром была сложная. За время вынужденной эмиграции театр сдал свои позиции в плане художественного уровня, поэтому прошли годы после возвращения мужа, прежде чем Таганка снова достигла высокого уровня. Много усилий потребовалось. Было сложно. Но в итоге удалось.
— И последний момент: мемориальный кабинет Любимова должен быть сохранен, не так ли? Он должен быть неприкосновенен — какая ваша точка зрения?
— Дело не в моей точке зрения. Для меня очевидно, что театр сейчас нуждается в ремонте, Любимов после возвращения как мог чинил и выправлял, но деньги-то на это отпускались скромные. Поэтому нынче и с фундаментами проблема, и в фойе пол неровный... Ремонт нужен. Другое дело, что при ремонте не надо забывать о последней просьбе Юрия Петровича, которая прозвучала перед его уходом из жизни. Он, во-первых, просил сохранить свой кабинет (уникальный автографами величайших людей современности на стенах), а, во-вторых, хотел, чтобы его так называемый архив был обработан и издан. Причем, не где-нибудь, а в его альма-матер — в Вахтанговском театре (откуда он начал, и которым он закончил свой жизненный путь), специалисты которого на время исследования забрали бы себе все документы, а потом вернули бы обратно. В архиве — фотографии, обсуждения спектаклей, режиссерские пометки etc.; почти нет эскизов декораций, потому что художник Давид Боровский, уходя с Таганки, все взял с собой. Так вот, издать архив хотелось бы к столетию Любимова, которое будет в 2017-м году. И только Вахтанговский театр — гарантия того, что это будет сделано на высоком уровне.
— Так остался, по существу, год...
— Да, времени совсем немного. Но исполнение его последней воли — только на пользу не только русскому, но и мировому театру.
— Ну так надо сказать худруку Туминасу, директору Кроку... они — люди дела.
— Так они сами и предложили, услышав последнюю просьбу Юрия Петровича. Другое дело, что времени остается мало, а работа очень большая. Ведь предполагается несколько книг-альбомов. Надеюсь, все успеем.
