Дом добрейшей доярки
С Норинской теперь связаны надежды и регионального правительства, и властей Коношского района на то, что эта деревушка станет местом паломничества. А посему решено было довести до божеского состояния главную ее достопримечательность — ветхую полуразвалившуюся избенку, где Бродский пережил один из важнейших и, по мнению исследователей, основополагающих этапов своего творчества.
Кстати, впоследствии, уже читая лекции в Колумбийском университете в Нью-Йорке, он признался в одном из интервью, что проведенное в архангельской глубинке время было самым счастливым в его жизни: «Я помню, как сидел в маленькой избе, глядя через квадратное размером с иллюминатор окно на мокрую, топкую дорогу с бродящими по ней курами, наполовину веря тому, что я только что прочел… Я просто отказывался верить, что еще в 1939 году английский поэт сказал: «Время… боготворит язык», а мир остался прежним (тогда поэт изучал творчество Уистена Одена).
В Норинскую Бродский приехал весной 1964-го, повинуясь приговору суда. Поначалу он поселился в доме Таисии Ивановны Пестеревой. Но, прожив там некоторое время, ссыльный ленинградский интеллигент стал жаловаться на ужасный холод, и его переправили уже в другой домишко: «В Норинской сначала я жил у добрейшей доярки, потом снял комнату в избе старого крестьянина. То немногое, что я зарабатывал, уходило на оплату жилья, а иногда я одалживал деньги хозяину, который заходил ко мне и просил три рубля на водку».
Стародел
Местные журналисты давно вынашивали идею создать в этой избе музей поэта, но все оказалось не слишком просто — хозяйка Нина Ивановна Ермолова ни в какую не хотела ее продавать. Лишь спустя некоторое время, когда к настойчивым уговорам подключились региональное правительство и сам губернатор Игорь Орлов, дом все-таки удалось выкупить. Однако до музея было еще довольно далеко — изба основательно поизносилась и грозила не пережить даже небольшое нашествие паломников. И если материалы и вещи, связанные с пребыванием поэта в деревне, в райцентре собирали к тому моменту уже лет двадцать и даже создали что-то вроде имитации комнаты ссыльного поэта в Коношском краеведческом музее, то с самим домом надо было что-то делать. Да еще чтобы это не выглядело новоделом…
Но чтобы сделать дом Бродского максимально аутентичным, реставраторы и строители сохранили большинство элементов старой конструкции избы, для чего оригинальные венцы были маркированы при разборке сруба, строители заменили только сгнившие бревна. Старые, потемневшие от времени подходящие по размеру бревна на замену искали даже в соседней Вологодской области.
Архитектор-реставратор, автор проекта реставрации Дома-музея Иосифа Бродского Ирина Войнова призналась журналистам: «Этот дом был построен на рубеже XIX и XX веков, зимовка — в 30-х годах прошлого столетия. Мы сохранили максимум материала, из которого он сделан, архитектуру, конструкции. Ну и энергетику фактически». Как и в шестидесятые годы, кровля дома покрыта тесом, а зимовка — шифером.
Избушка времени
Отреставрированный дом встретил гостей сего года весьма торжественно. По традиции первой запустили кошку, зажгли очаг. Ну а дальше все, что удалось воссоздать. Какие-то вещи собирали по соседям и местным жителям, по чердакам и чуланам, документы и информацию искали в музейных и архивных фондах, а какие-то предметы, как, например, стол, стул, кровать, диван и кое-какие другие, помнят и самого Бродского. Кроме того, во время реставрации были найдены вещи, связанные с его именем: среди них — крышка от посылки, которую родители отправили Бродскому из дома, бачок для проявки фотопленки 60-х годов: как известно, фотографией в доме, кроме поэта, никто не увлекался. В пристройке, где он жил, была также обнаружена керосиновая лампа: предполагают, что именно она светила будущему нобелевскому лауреату, когда он писал свои стихи, которые станут известны во всем мире, — электричества в деревне тогда не было.
Побывавшие на открытии музея друзья поэта вспоминали, как посылали ему в ссылку продукты, сигареты, книги… Такой «гуманитаркой» занималась даже сама Анна Ахматова.
— Я посылал варежки и несколько коробок консервов, — припомнил друг Бродского Михаил Мильчик. — Я уж сейчас не помню каких. Ну, и 2–3 каких-то поэтических книжки. Классика, конечно, которая вышла за то время.
Конференция на сеновале
Впрочем, будущий нобелевский лауреат и сам добывал себе хлеб насущный: поначалу работал разнорабочим в совхозе, фотографом в райцентре, где сохранилось немало сделанных им снимков. Сам того не ведая, Бродский стал родоначальником забавной традиции — уезжая из ссылки осенью 1965-го, поэт пообещал хозяйке дома вернуться и помочь выкопать картошку… но не вернулся — теперь за него это делают многие: работники музея, поклонники творчества, журналисты и даже чиновники. Этой картошкой и угощают гостей музея.
Говорят, на этом не закончится — сотрудники и основатели музея подумывают поставить баню, посадить малину. Есть и более смелые проекты: например, о литературных вечерах в беседке, специально выстроенной для того, чтобы почитатели поэтического гения Бродского смогли выпить чаю из старинного угольного самовара и почитать стихи, в частности, и те, что были написаны здесь, в архангельской глубинке. А также «Новые стансы к Августе», адресованные к своей непростой страсти — Марии Басмановой, которая, кстати, навещала его в ссылке… К беседке ведет березовая аллея, посаженная в память о Бродском и ставшая органичной частью музейного комплекса. А для пущей романтики поговаривают даже о научных конференциях на сеновале.
