— В 2010 году, после выпуска двойного альбома «Герда» и «Кай», мы все оказались в разных точках земного шара. Собираться исключительно для гастролей было очень сложно. Мы попытались поработать с сессионными музыкантами, но опыт не удался: они знали, что играть, но совершенно не понимали, зачем. В результате нам пришлось на время распустить команду, и 4 года мы вдвоем делали безумный рок-кабаре-проект Wattican Punk Ballet, очень много гастролировали с ним, выпустили альбом, снимали клипы. Было дико интересно и совершенно не страшно. Мы выступали на крупнейших фестивалях, играли на берегу океана в Португалии, на стадионе в Италии, за Полярным кругом в Норвегии, в самом сердце Англии, во всех странах Бенилюкса, словом — объездили всю Европу «от корочки до корочки». Мы побывали более чем в 80 городах, набрались опыта, даже слегка заматерели (смеются), узнали, что такое пунктуальность, какова важность связей, и поняли — рассчитывать всегда приходится только на себя, собственное трудолюбие, ну и на случай, удачу. А она нам сопутствовала. Но в какой-то момент мы стали очень скучать по тому, что делали раньше, по Детям Picasso, и поняли, что надо потихонечку возвращаться к армянским корням, к истокам. В багаже у нас накопилось много интересных песен. Кроме того, в Будапеште появились музыканты, с которыми нам хотелось бы продолжать этот проект, — замечательная арфистка и барабанщик. В новом составе мы продолжили работать над интерпретацией армянского фольклора, в нашем нынешнем репертуаре нет русскоязычных песен, хотя кто знает — может, внезапно нас накроет новая волна, и мы сделаем программу из композиций на стихи Серебряного века, например.
— Как с годами изменились Дети Picasso?
— Как сказал наш «крестный папочка» Пабло Пикассо, нет ничего хуже, чем копировать себя. Успех тем и опасен, что можно начать повторяться, а это хуже, чем деградация. За эти годы мы выросли так же, как и наши поклонники, как и мир вокруг. От нас уже не стоит ожидать того фолкового панк-рока, который мы играли раньше, сейчас наша музыка стала гораздо более деликатной, «мудрой», мелодической и стилистически уравновешенной. Конечно, мы оставили в программе наши любимые старые песни, но и они теперь звучат иначе.
— А чем творческая история, которая началась в Будапеште, отличается от прежней, московской?
— Это абсолютно новые ощущения. Здесь совершенно иная атмосфера, и она настроила нас на другую волну. Конечно, нам потребовалось время, чтобы адаптироваться, включиться в эту историю. После восторга от переезда мы в какой-то момент не совсем понимали, что и как нужно делать, в каком направлении двигаться. Нам сразу стало поступать очень много предложений от других музыкантов. От испуга мы отказывались от многих из них, но когда поняли, что и как здесь работает, уже взяли быка за рога. Есть замечательный фильм — «Всегда говори «да», в нем главный герой, вопреки логике и здравому смыслу, соглашается на самые безумные авантюры, и именно они приводят его к самому лучшему. На своем опыте мы убедились, что эта история в Европе работает. Стоит придерживаться собственной творческой концепции, но нельзя закрываться от новых опытов, стоит пробовать, экспериментировать, вступать в смелые коллаборации, и из этого может получиться что-то интересное. По сравнению с Россией Европа очень маленькая. Возможностей здесь намного больше. Важно четко понимать, какие из них нужны именно тебе, в чем нужно проявить, а в чем ограничить самого себя. Для российского артиста это очень непривычная ситуация.
— Какие возможности выбрали вы? С кем из европейских музыкантов успели поработать?
— Мы отыграли два больших совместных концерта с Бобби Макферрином, в которых также участвовали Нино Катамадзе, Пелагея и много других интересных вокалистов из разных стран мира. Был у нас и совместный проект с норвежской группой Schtimm, музыкантом и продюсером Эрмингом Риибэ-Рамскйеллом. Норвегия — отдельный мир со своим устройством и ментальностью. Причем люди, с которыми мы записывались, уехали из Осло и живут на малонаселенном острове за Полярном кругом, где периодически происходят штормы, вдали от цивилизации. Такая изоляция, естественно, накладывает отпечаток и на их творчество. Мы приезжали к ним на остров на фестиваль, и это было, конечно, незабываемо. Другой интересный опыт сотрудничества был у нас с бас-гитаристом группы Laibach Николой Секуловичем. Что-то интересное происходит постоянно. Нас очень вдохновила коллаборация с Александром Хаке, участником легендарной группы Einsturzende Neubauten. Мы записали вместе песню для альбома «Герда». Хотя у нас самих уже был немаленький опыт студийной работы, за три дня, которые мы провели с ним, мы узнали много нового и интересного. Сотрудничество с профессионалом такого уровня дало нам колоссальную пищу для ума. Кроме того, по его рассказам мы впервые узнали, как хорошо работает в Европе краудфандинг, когда музыканты обращаются к поклонникам за помощью и объявляют в Интернете о сборе средств на запись пластинки. Einsturzende Neubaten выпускали таким образом все свои работы за последние лет 16 и стали первыми в континентальной Европе, кто начал подобную практику. Мы решили попробовать испытать эту историю на себе, обратившись к своим слушателям за поддержкой. В итоге все получилось, и именно благодаря им новый альбом Детей Picasso увидит свет. Нам показалось, что это будет честно — записать пластинку независимо от рекорд-лейблов, если только люди захотят этого. Поклонники с энтузиазмом восприняли идею, это было очень приятно и неожиданно. Когда стоишь на сцене, видишь перед собой зал в полумраке и просто чувствуешь поток энергии, и в этой ситуации очень конкретно понимаешь, что твои поклонники из разных стран и городов не просто поддерживают тебя на выступлении, а озвучивают свою волю. Тогда действительно осознаешь, что ты нужен и важен, что твоего возвращения ждут даже после долгого перерыва. Мы безмерно благодарны каждому из своих слушателей за это открытие.
— Как формировалась ваша аудитория в Европе? Готовясь к переезду, вы прозондировали почву?
— Почва была подготовлена. Еще в 2003 году, когда мы выпустили альбом «Этнические эксперименты», в России нам сказали, что это некоммерческая пластинка и с ней мы можем забыть о каком бы то ни было активном продвижении. Зато пластинку заметили в Венгрии. Нас пригласили туда на фестиваль, потому что мы показались организаторам интересной и самобытной группой. В российской культуре, в том числе и музыкальной, все основано на тексте. Если слова неинтересны или непонятны слушателю, шансов раскрутить проект практически нет, поэтому песни, исполненные нами на армянском, не вызвали здесь большого резонанса. Если же говорить о Европе, она гораздо более открыта различным направлениям и экспериментам, европейский слушатель иначе воспринимает музыку в принципе. Выступление на венгерском фестивале прошло успешно, нас пригласили туда через год, потом еще через год, а после нас стали приглашать и в другие страны — в Португалию, Францию, Италию. Когда стали появляться такие предложения, мы стали крепчать, накапливать опыт работы на больших площадках, смотреть на работу зарубежных коллег. Таким образом, к тому моменту переезда у нас уже были в Европе фул-хаусы (аншлаги по-русски. — Прим. «ЗД») в клубах на 500–700 человек.
— А могут ли условия для развития независимой музыки в России стать со временем более благоприятными?
— В идеале Россия должна быть ближе к Европе, а Европа — к России. В разные исторические периоды эти две культуры были близки, между ними происходил симбиоз, и это можно проследить, скажем, на примере развития классической музыки. Но в определенный момент Россия сделала шаг назад и очень сильно отдалилась от Европы. Например, эстрада — это «мамонт», пережиток прошлого, который кроме России существует сейчас только в Китае и Италии. Ее не надо путать с качественной поп-музыкой, развивающейся в других странах. Еще в 70-е, 80-е годы эстрада была актуальна, на сцену выходили артисты действительно высокого уровня. Сейчас же мы видим в российском шоу-бизнесе тысячи клонов, у которых нет ни собственного лица, ни должного профессионализма. Поп-музыка здесь — полностью заасфальтированная зона, «бетонный» слой, который не дает пробиться ничему новому, живому и интересному. Если же говорить об андеграунде, музыканты из этой сферы не имеют никакой возможности зарабатывать на жизнь своим творчеством, и им приходится кормить себя, семьи, занимаясь совершенно другими, не связанными с музыкой вещами. Конкретно в Венгрии государство оказывает субкультурным музыкантам реальную поддержку, и для этого ты не должен быть поп-звездой. В России чем ты популярнее, тем больше тебя поддерживают, в Венгрии все наоборот. Есть большое количество грантов. Например, мы выиграли грант на выпуск DVD, до этого — на запись пластинки Wattican Punk Ballet. Кроме того, ежегодно мы получаем авторские отчисления за проигрывание наших песен на радио и ТВ. В России же ты зачастую, наоборот, должен заплатить программному директору, чтобы твою песню или клип взяли в ротацию. Да и сама аудитория в Европе — другого качества, потому что людям с детства предоставляют возможность получить хорошее музыкальное образование, а значит — прививают им хороший вкус. Европейский слушатель не потерпит артиста, выступающего под фанеру или не умеющего петь.
— Что вы можете посоветовать андеграундным музыкантам, все-таки оставшимся жить в России?
— В любом случае идти своей дорогой и не копировать западные коллективы. Если ты создаешь нечто уникальное, рано или поздно это будет оценено, и росточек сможет вырваться наружу, найти свой путь для дальнейшего роста. И еще — сейчас в России глупо пытаться искать продюсера или рекорд-лейбл, который будет поддерживать тебя. Единственный выход для молодых талантливых ребят — продолжая заниматься музыкой, попытаться найти источник дохода, не связанный с ней. Если вы уверены в том, что музыка - ваше призвание и любовь, то не изменяйте ей.
