— Этот фильм я хотел посвятить своему отцу, который прожил очень непростую жизнь. Во время блокады он потерял всех своих родных. Его брат погиб, когда разбомбило баржу, на которой они переправлялись через Ладогу. Отец выжил, оказался в детдоме. Только став взрослым, нашел родственников, а потом встретил мою маму. Я искал сценарий, который бы был близок моим переживаниям и чувствам. Просто так мне кино снимать не хотелось. И я такой сценарий нашел. Его написала Эльзята Манджиева. Я настоял на том, чтобы у ее «Золотой рыбки» появилось второе название «Отец». Эта история лишь отдаленно напоминает блокадную. Тем не менее в ней затронута военная тема, близкая мне и моей семье. Мы хотели снимать в Казахстане, но это оказалось слишком дорого, поехали в поисках натуры в Киргизию, в город Балыкчи. Там такая история вполне могла произойти, поскольку в годы войны туда был эвакуирован из Ленинграда завод. События относятся к 1946 году. Герои, находясь в эвакуации, ждут отца, который может их вывезти домой. Просто так уехать было нельзя, обязательно нужен был вызов.
— Это вторая ваша режиссерская работа? Вы же снимали фильм «40» для телевидения.
— У меня были проекты, связанные с телевидением. Но полнометражной художественной картины еще не было. Это мой дебют.
— Куда вы пошли со своей идеей и сценарием?
— Мы должны были запуститься в компании «Фабула», но помешал кризис. Стало ясно, что наш проект не потянуть по деньгам. Я погрузился в другие дела, три года проработал в Театре им. Станиславского. Как-то встретил актера и продюсера Бориса Токарева, возглавляющего кинокомпанию «Дебют», рассказал о своем замысле. Он прочитал сценарий и выразил готовность совместно поработать. История закрутилась в 2013 году. Я выиграл сценарный конкурс на фестивале «Киношок», потом грант Министерства культуры. У нас были дружеские отношения с Борисом и его женой — актрисой Людмилой Гладунко. Однако в процессе работы стали возникать трения, но думал, что все наладится. Мои предложения отвергались, все актерские пробы зарублены. Мне говорили, что я веду картину не туда, выбираю не тех артистов. Людмила Гладунко сама стала искать актеров. Ситуация сложилась оскорбительная. Мы выясняли отношения, но обстоятельного разговора о том, чего же я хочу, не было. Гладунко объявила себя художественным руководителем картины, хотя по договору мною мог руководить только один человек — продюсер Борис Токарев. Но он тоже настаивал на художественном руководстве своей жены. Но мне-то не нужен был никакой худрук. Поначалу все делалось под видом помощи, и я ее не отвергал. Но дело зашло далеко. Актеров утвердили диктаторским решением Гладунко. Мне говорилось, что я ничего не понимаю и хочу снимать какой-то другой фильм. Я пытался напоминать, что это авторское кино. Но слышал в ответ, что я не автор, что у меня есть художественный руководитель. Была даже попытка моей замены другим режиссером. Видимо, хотели пригласить человека, который бы целиком им подчинялся. Когда мы разговаривали с руководителем кинодепартамента Минкульта Вячеславом Тельновым, он сказал, что грант дается под мое имя. Не под Токарева. Мне не хотелось скандала. Я говорил Борису Токареву: «У меня такое ощущение, что вы снимаете свое кино и навязываете мне то, что хотите вы».
— Вы же театром руководили. Ударили бы кулаком по столу.
— Были ситуации, когда я стучал кулаком. Группа, сидевшая за стеной, слышала мои крики. Но это не помогало. Не знаю, как это объяснить. Происходило каждодневное зомбирование.
— Все это странно. Если бы вы рассказывали о монстрах кинопроизводства, крутых продюсерах, тогда понятно. Но Гладунко с Токаревым не те люди, не тот масштаб.
— Я слишком поздно стал это понимать, тем более что нас связывали дружеские отношения. Я снимался у Бориса в картине «Нас венчали не в церкви». Тогда из-за моей болезни фильм был на месяц законсервирован, меня ждали. И я этим дорожил. А теперь мне все время говорилось, что если бы не они, то вообще бы никто мой сценарий не взял и я должен быть за это благодарен. Когда я напоминал, что есть закон, мне отвечали, что у нас частная студия и мы сами знаем, что делать.
— Какая сейчас ситуация?
— Отснят материал, часть которого снята Гладунко. По непонятным причинам она запретила мне смотреть то, что сделано ею. Идет монтаж, к которому я не допущен. Хотя в договоре указано, что я должен монтировать фильм.
— То есть вы живете своей жизнью, а ваша картина своей?
— Я не знаю даже, какой жизнью она живет. Мне сказали, что фильм смонтирует какой-то человек, с которым меня никто не знакомил.
— Ваше имя будет стоять в титрах рядом с именем Людмилы Гладунко?
— Я сказал, что никакого режиссера-соавтора не будет. Это и в государственном контракте и удостоверении национального фильма записано. Токарев предложил мне либо отказаться от картины, либо взять соавтора, иначе я не смогу вернуться на съемочную площадку. Я обратился в Минкульт, рассказал, что происходит беспредел. Мне предложили написать письмо, что я и сделал. А Борис Токарев написал объяснение, которое я не читал. И через четыре дня я снова поехал на съемки. Там по-прежнему всем руководила Гладунко, заменив на хлопушке мою фамилию на собственную. Я в первый же день это поменял, но она устроила скандал. Опять вернули ее фамилию, и она снимала еще пять дней вместе с Токаревым. Я пытался что-то говорить. Но понимал, что картину нужно закончить. Если бы скандал продолжался, группа, озверев от происходящего, перестала бы работать. Я принял позицию закончить картину.
— Все-таки вы недобитый питерский интеллигент. Для вас это драматическая история, но со стороны, учитывая фигурантов дела, она выглядит как фарс. Нет на вас Ильфа и Петрова.
— Не рвите мне порванное сердце. Получается, что это наглый рейдерский захват.
— Изначально спланированный?
— Я им сказал: «Вы это спланировали еще в тот момент, когда Гладунко влезла в сценарий, засучив рукава». И лучше он от этого не стал. Они считают, что стал. Гладунко все время говорит, как гениально выбрала артистов, написала сценарий и диалоги. Автор сценария Эльзята Манджиева написала им письмо. Но поскольку возникал денежный вопрос, я уговорил Эльзяту согласиться на соавторство. Но Гладунко на соавторство не тянула. Сделана была всего лишь редакторская работа. В итоге написали: сценарий создан при участии Гладунко. И какие-то деньги за это она получила. Известно, что студия «Дебют» на тот момент уже пять лет не работала над полнометражными картинами. С выделенной суммы взяли 10 процентов на повышение зарплаты сотрудникам. Мне тоже предложили небольшую зарплату по трудовому договору, и я на нее согласился, поскольку хотел снимать кино.
— Из чего складывался бюджет картины?
— 70% бюджета выделил Минкульт, и 30% должен был найти Токарев. Нашел ли он их сейчас, не знаю. Говорит, что нашел. По поводу денег все время шли скандалы, говорилось, что их нет. Мне сократили по этой причине сценарий, урезали массовку. Мне диктовали, как я должен снимать, исходя из их пожеланий. Они всегда говорили, что мы находимся на грани закрытия и останемся без зарплат. Много всего некрасивого происходило. В общем, в результате действий продюсерской компании произведен не тот фильм, под который давались деньги Минкульта, а то кино, которое Токарев и Гладунко должны были снимать на собственные деньги. Я решился на беспрецедентный шаг: потребовать, чтобы эта супружеская чета вернула все в исходное состояние, оставив фильм Гладунко себе на память, а мне возвратив деньги Минкульта, на которые я мог бы снять фильм, который хотел и на который было открыто госфинансирование.