Г-н Сеславинский крайне обеспокоен ситуацией с чтением русской литературы как внутри страны, так и за ее пределами.
— Михаил Вадимович, на книжных конференциях не раз поднимался вопрос стремительного вытеснения бумажной книги книгой электронной, особенно в США. Сколь быстра эта тенденция в России? Есть ли статистика, что год от года люди все меньше и меньше покупают книг в магазинах?
— Последние несколько лет отечественная книжная отрасль подвергается влиянию ряда негативных факторов, — начинает г-н Сеславинский, — статистику по этим показателям мы ежегодно отражаем в отраслевом докладе «Книжный рынок России. Состояние, тенденции и перспективы развития». Если говорить о бумажных книгах, то люди действительно стали меньше их покупать, но все же по числу издаваемых книг и брошюр Россия занимает четвертую строчку в рейтинге мирового книгоиздания, уступая лишь Китаю, США и Великобритании. Это неплохая позиция, однако все больше людей использует для чтения возможности современных электронных гаджетов. В наше время проще скачать книгу из Интернета и читать ее прямо со смартфона.
— Бумажные страницы приятны на ощупь и радуют глаз...
— Все это так, но, вы знаете, тут уже... лишь бы читали, и не важно, с какого носителя. Бумажные книги никогда не исчезнут, у них всегда будут свои ценители. Я не вижу здесь проблемы. Проблема, повторяю, в том, что люди в целом стали меньше читать. Согласно последним исследованиям, чтению книг граждане отводят приблизительно 10 минут в день. И тут мы возлагаем большие надежды на проведение в России Года литературы. Главная задача — повысить престиж чтения, поддержать отечественную литературу, книжное дело, воссоздать в России развитую и полноценную инфраструктуру чтения.
— России очень важно экспортировать свой язык как основу культуры на Запад и Восток. Какие проблемы тут появляются? Есть ли у нас что переводить? Есть ли кому переводить? Есть ли деньги и желание, чтобы насаждать по миру свои аналоги институтов Гёте или Сервантеса?
— В постсоветское время количество выходящих за рубежом изданий русской классической и современной литературы в переводе на иностранные языки постоянно снижалось. Существовавшая в советские времена система поддержки и продвижения русской литературы распалась. При общей пассивной позиции зарубежных издательств в отношении отечественных авторов и отсутствии с российской стороны целенаправленных действий в области поддержки переводчиков с русского языка сложилась тенденция к снижению интереса к нашей литературе, сокращению количества специалистов по художественному переводу.
Чтобы переломить эту негативную тенденцию, в мае 2011 года была учреждена автономная некоммерческая организация содействия развитию теории и практики литературного перевода «Институт перевода». В ее функции входит популяризация классической и современной русской литературы за рубежом, координация работы в области поддержки и развития деятельности по художественному переводу, повышения качества литперевода... Минкультуры России, Минобрнауки России, Роспечать и Россотрудничество при участии Российской академии наук, университетов, библиотечного сообщества, общественных фондов, ассоциаций переводчиков оказывают всемерную поддержку АНО «Институт перевода»...
— Что было сделано именно Роспечатью?
— Если конкретно говорить о Роспечати, то реализация нами федеральной целевой программы «Культура России (2012–2018 годы)» позволила успешно развивать партнерские отношения с зарубежными издательствами, заинтересованными в издании переведенных на иностранные языки произведений отечественных авторов.
Так, в 2012, 2013 и 2014 годах Роспечать профинансировала перевод более 400 произведений как классической (Александр Пушкин, Лев Толстой, Иван Тургенев, Федор Достоевский, Владимир Маяковский, Николай Гоголь и др.), так и современной литературы (А.Снегирёв, Е.Водолазкин, П.Басинский, Л.Улицкая, В.Шукшин и др.), которые были изданы на 42 языках мира. Кроме того, были поддержаны 18 проектов, направленных на повышение уровня востребованности за рубежом российской литературы, на поддержку и поощрение переводчиков, совершенствование их профессионального мастерства. Реализация этих проектов позволила сформировать систему стажировок переводчиков, проводить многодневные творческие семинары, объединяющие переводчиков разных стран, мастер-классы, организовывать международные конгрессы и съезды литературных переводчиков и преподавателей русского языка и литературы за рубежом.
■ ■ ■
В ходе разнообразных «круглых столов» Михаил Швыдкой постоянно поднимает тему качества перевода...
— Когда несколько лет назад Роспечать начала создавать «Институт перевода», — говорит Михаил Ефимович, — одно это, на мой взгляд, уже было знаком большой беды. Потому что за время, прошедшее после распада СССР, мы по целому ряду обстоятельств потеряли значительное количество выдающихся переводчиков. И боюсь, что мы практически утратили переводческие школы. Дело в том, что в советское время в переводчики люди отправлялись по разным причинам, но главным образом потому, что понимали: им никогда не дадут заниматься литературой как литературой. И только в конце жизни такие мэтры перевода, как Семен Липкин, стали публиковать свои собственные стихи и прозу — и это было замечательно! Но: в период их зрелости было ясно, что эти люди обречены на перевод, — некоторые из них, такие как Светлов, просто не захотели с какого-то момента заниматься созданием идеологической литературы...
— То есть это была лазейка для выживания невероятно талантливых людей?
— Конечно! Одно из моих первых детских потрясений — это «Корейские сказки» в переводе Ахматовой, примерно 1950-е годы. Это было то время, когда власть понимала, что ей нельзя было дать умереть с голоду, но и литературой в чистом виде ей заниматься тоже было нельзя. Известно же, что и Пастернака в сталинское время также пытались приструнить, «укоротить», но все же оставляли возможность переводить «Гамлета», «Фауста»... я сейчас не обсуждаю, как он переводил. Это другой вопрос. Он создавал свои собственные литературные версии. Но это были великие личности. А когда все стало можно, когда закончился Советский Союз, переводчики стали писателями — те, кто мог; но при этом совершенно ушел с арены, был разрушен институт перевода с языков народов бывшего СССР — теперь самостоятельных новых государств. Я был недавно и в Киргизии, и в Казахстане — только обсуждали эту тему. Проблема колоссальная. Нет больших переводчиков, скажем, с киргизского — притом что есть большие поэты, но они сегодня не хотят заниматься переводом. А жаль, потому что армянскую, грузинскую поэзию мы знаем исключительно через переводы больших мастеров, грузинскую переводили очень многие: от Осипа Мандельштама до Беллы Ахмадулиной.
— К тому же тогда «национальных поэтов» печатали по разнарядке...
— Верно, а сегодня не печатают вовсе. И слава богу, что сейчас созданы переводческие группы в Лингвистическом университете и немножко в МГИМО, где занимаются именно языками народов постсоветского пространства. Потому что проблема перевода с аварского, кумыкского или даргинского — огромна. Да о чем мы говорим, проблемой стали даже литпереводы с украинского или белорусского.
— Хотя носителей языка тьма...
— А это иллюзия, что люди, знающие язык, могут переводить художественные тексты. Мало того, перед нами скоро возникнет вообще очень сложный вопрос, когда нужно будет ПЕРЕпереводить всю великую литературу.
— А что, переводы не живут долго?
— Даже самый лучший перевод живет 50, ну 70, ну максимум 100 лет. Жизнь требует обновления. Потому что переводчик подсознательно переводит на язык, современный ему. То есть переводы, условно говоря, Вересаева или Брюсова принадлежат своему времени. Перевод стареет быстрее, чем оригинал. Это закон. Я уж не говорю о том, ну кто сегодня будет переводить Имре Мадача «Трагедия человека», — это все требует колоссальной подготовки! И самое главное — колоссальной эрудиции переводящего. Потому что такие люди, как гений перевода Соломон Апт (переводил немецкую классическую литературу), такие люди, как Николай Михайлович Любимов (переводил с французского и испанского), — это были люди высочайшей культуры. Я скажу сейчас грех, но думаю, что Курт Воннегут на русском языке звучит лучше, чем на английском, потому что его переводила великая Рита Райт-Ковалева.
— Да та же Лунгина перевела «Карлсона» интереснее, чем он есть в оригинале.
— Потому что были великие переводчики, оставившие после себя великое наследие. Но наступает момент, когда в XXI веке все это надо будет обновлять. Но налицо кризис перевода. Что делать? Одних лишь переводческих премий недостаточно. Это писателям и поэтам нужны премии, а переводчикам нужна системная работа. Должны быть «переводческие хижины». То есть возможность подолгу находиться в стране, с языка которой ты переводишь... чтобы вживаться и в разговорный, и в литературный.
— Да, но существует проблема перевода и С РУССКОГО.
— Это огромная проблема, потому русская литература в мировой издательской деятельности занимает менее 1,5–2% — это включая как классику, так и современную литературу. Повторяю: сегодня перед нами стоит вопрос большой системной работы со всем этим, и начинать надо с языков народов России и языков народов постсоветского пространства. Опасность в том, что сегодня перевод становится достоянием компьютера, любой третьекурсник считает, что он в состоянии перевести детектив... Но без широкой внутренней культуры невозможно перевести даже детектив, не говоря уж об Элиоте или Томасе Манне. Нужна большая работа, требующая государственной поддержки, я в этом глубоко убежден.
