Владимир и Элли
В советские годы нам в голову не могла прийти дерзкая мысль о реальной дочке великого поэта, живущей где-то за границей. Однажды из уст Николая Асеева вырвались обжигающие строки: «Только ходят слабенькие версии/Слухов, пыль дорожную крутя,/Будто в дальней-дальней Мексике/От него затеряно дитя». Мы улыбнулись, не доверяя этому предположению. И все.
Глубоко пришлось хранить поэту от посторонних сокровенную тайну. Опасные времена! Строгое молчание Маяковского и друзей защитило дочь Элен-Патрицию.
Она родилась в Нью-Йорке 15 июня 1926 года. Принимала роды повитуха. Кто же ее мама?
Мама Элли родилась в декабре 1904 года. Она появилась на свет в поселке близ Уральских гор. Ее отец и мать — немцы: некогда Екатерина II пригласила немецких переселенцев на русские плодородные земли. Петр Генри Зиберт хорошо продолжил русское дело своей семьи и стал состоятельным. Сам он рожден был не в Германии, а на Украине; его жена Елена Нойфельд — крымчанка.
По религиозной ориентации Зиберты — протестанты-меннониты. После революции они потеряли свое немалое состояние, хотя раньше смогли «одолжить» русскому императору целый миллион.
Элли свободно говорила на немецком и английском. В 1920 году работала переводчицей в Американском отделе помощи бедным и больным в Уфе. Здесь Элли встретила англичанина Джорджа И. Джонса, стала его женой. Вскоре он увез ее в Англию, потом — в Америку.
По какой-то причине, а возможно, по дефициту любви, они расстались, хотя добрый джентльмен не развелся с Элли: без его паспорта ее пребывание в Америке становилось невозможным. И еще один раз Джонс показал себя джентльменом: рожденную Патрицию удочерил, дал ей свою фамилию.
Красивая, стройная, сильная духом Элли одно время работала моделью. Позже окончила университет и преподавала. Была она голубоглазая, очень эмоциональная, могла бы, если хотела, принять на свой счет слова поэта: «…глаза-небеса, любимой моей глаза».
Маяковский несколько раз, общаясь с Элли на Манхэттене, рисовал ее портрет, и не один. На одном, по мнению Патриции, поэт несколько округлил лицо будущей матери своей дочери. Патриция пишет: «Мама была очень красивой женщиной. Он хотел привезти этот рисунок в Москву и, чтобы не вызвать ревности Лили Брик, нарисовал маму чуть старше и печальней. Ее красоту посторонний взгляд не заметит — отец читал ее сердце и предугадывал всю трагичность их судеб. Годы Элли Джонс скрывала свое выстраданное чувство. Она не афишировала свои отношения к Маяковскому, не делала рекламы — она просто его любила».
На других рисунках портрет Элли вписан в сюжет, придуманный поэтом. Карандаш поэта озорует, шутит, защищает Элли от посторонних, но не от себя.
Дитя любви
Патриция всегда счастлива признаться: она — дитя любви. «Я его биологическая дочь, с его 23 генами!»
В июле 1991 года в музей Маяковского в Москве вошли его дочь Патриция, очень высокая, даже могучая женщина, и ее сын Роджер — внук поэта, сильный и рослый. После знакомства с экспозицией музея вошли в комнатенку жизни и гибели поэта. Патриция села в кресло отца. Роджер подошел к матери, положил руку ей на плечо, разделяя с ней ее печаль. А чуть позже мне посчастливилось наблюдать совсем домашнюю сцену: Елена Владимировна, а по-американски — Элен-Патриция присела у стенда с личными вещами отца. Сняла босоножки и подержала ноги на холодном синем музейном полу.
Тогда Патриция привезла в Москву целую группу американских знатоков творчества поэта. В Институте мировой литературы им. Горького провели российско-американский симпозиум «Владимир Маяковский. Знакомый и незнакомый. Проблемы современного восприятия и интерпретации». Первой на нем выступила Патриция Томпсон и сказала: «Очень приятно чувствовать себя дочерью Маяковского. И радостно осознавать, что он выбрал именно мою маму, чтобы дитя любви появилось на свет. Когда люди смотрят на меня, они убеждаются, что Маяковский был живым человеком, а не мумией».
Весь свой темперамент увлеченного человека она вложила в свое озорное восклицание: «Я грозовая туча в юбке». Отозвалась порода! И во всех книгах Патриции Томпсон чувствуешь остроту ее мышления и стремление быть доказательной и требовательной к фактам.
В своей нью-йоркской квартире Патриция недавно принимала москвичей — директора музея Маяковского Алексея Лобова и научного сотрудника Данила Мухаметова.
В Нью-Йорк, в гости к Патриции
— Алексей Викторович, кому принадлежит идея вашего визита в Нью-Йорк?
— Музею. Я знал о болезни Патриции: она лежала в больнице — упала и сломала тазобедренную кость. Месяц лежала в больнице. А потом пошло длительное восстановление. И такое значимое совпадение: я первый раз позвонил ей домой в тот самый момент, когда ее на носилках заносили в дом. Сейчас ей заметно лучше: уже почти не пользуется костылями — опирается на палку. Патриция обрадовалась, что мой звонок прозвучал именно в мгновение ее возвращения домой.
— Это подтверждало обновленное и символическое возвращение в Россию.
— Ее русский дух воспрянул! Она считает себя русской, Еленой Владимировной. Когда мы приходили к ней, Патриция пыталась нас накормить, угостить. Проявилось ее русское хлебосольство. Мы не хотели причинять ей лишние расходы, приносили что-то из ресторанчика. Она обязательно выставляла вкусные сладости.
— А что вы привезли ей в подарок из России?
— Все наши музейные издания. Все-таки она доктор социологии, к тому же автор нескольких книг. Мы ее обрадовали, что в родословную Маяковского наш бывший сотрудник музея Адольф Павлович Аксёнкин включил и ее веточку. Для нее эта новость стала огромной радостью.
Его коллега Данил Мухаметов дополнил:
— Адольфа она очень любит. «Мой духовный брат», — сказала о нем Патриция. Мы привезли ей от Аксёнкина письмо. Она трогательно прикоснулась к нему губами.
— А далеко ли живет ее сын Роджер?
— Да в соседнем доме — вместе со своей семьей. И однажды он привел на встречу с нами сына Логана. Усыновленного сына все в доме любят, и он достоин этой любви. Все, что мы привезли, Логан внимательно и заинтересованно разглядывал. Ему 21 год, он окончил юридический колледж, как и Роджер, стал специалистом по пиар-деятельности.
— Алексей Викторович, кто субсидировал эту дорогую поездку?
— Частично — департамент культуры Москвы, да и сами потратились. Но это не такие большие средства. Жили мы в небольшой гостинице, сами готовили себе в маленькой снятой комнате. Покупали в магазине продукты и стряпали.
— Это по-нашенскому! Есть ли в доме Патриции портреты поэта?
— Очень много. Один большой. Есть и бюст Маяковского. Висит знаменитый портрет Элли Джонс, нарисованный Давидом Бурлюком. Здесь есть два рисунка Маяковского — известный теперь портрет Элли, где из ее огромных глаз две молнии пронзают голову поэта. И еще один: Володя распростер руки и защищает Элли от прохожих.
— Вы почувствовали, расположен ли Роджер к деду и его поэзии?
— Первая встреча с ним была довольно сдержанна. Он словно познавал нас, пытаясь понять, с какими целями мы пожаловали к ним. Но через час нашего общения русские гены проснулись.
Данил:
— Я татарин, родился в Башкирии. А Патриция издала свою книгу «Моя Башкирия». Вы знаете, Элли Джонс родилась там. В 2004 году Патриция посетила Башкирию: приехала на родину своей матери, Елены Петровны Зиберт, в Довлеканово. Там сохранился еще дом ее деда. По религиозной ориентации они были голландскими меннонитами. Некогда Екатерина II пригласила их приехать в Башкирию на плодородные земли. Стали они состоятельными людьми. Патрицию в Башкирии очень хорошо приняли. Она полюбила эту страну. Ее угощали медом, кумысом; Патриция влюбилась в звуки кураев… Моя мама, тоже филолог, когда узнала, что я еду к Патриции в Нью-Йорк, передала мне для нее баночку башкирского меда в туеске ручной работы. Патриция была тронута и удивлена: «Как же вам разрешили провезти мед в Америку?!» А нам удалось! Представляете? И еще привез я в подарок ей салфетку ручной работы, связанную моей бабушкой из шерстяных ниток. Патриция тут же назвала меня «башкирским френдом».
— Вы с ней говорили по-английски?
— Да. Нам было очень интересно общаться с Еленой Владимировной. Личность яркая, жизнерадостная. О России — прошлой и современной — она очень много знает.
Алексей:
— Через несколько дней при очередной встрече Патриция передала нам все свои работы, изданные в США. Представьте: докторскую диссертацию с автографом! Теперь она в музее. Она написала несколько учебников по социологии, по гуманитарным наукам. 30 ее книг теперь пополнили фонды музея. Сейчас мы будем над ними работать, делать опись этих книг и аннотации к ним.
Жизнерадостный Данил заметил радостно:
— По сравнению с теми американцами, с кем мы общались, Патрицию я понимал очень хорошо: она четко произносит, так ясно артикулирует, что я понимаю каждое ее слово.
— В ней есть артистизм.
— Да! Стать, харизма и уважение к собеседнику. Она смотрит внимательно, как слова ее воспринимают. Ей это очень важно! Она хочет быть услышанной.
— У вас, Данил, отзывчивое сердце. На фотографии вы запечатлели Патрицию в белом платке явно не американской вязки…
— Это мы от музея привезли пуховый платок ей в подарок: знали, что у них тогда было -10. Платок ей очень понравился. Она просто влюбилась в него. При всех встречах с нами Патриция куталась в эту пушистую белизну и приговаривала: «Вы привезли мне тепло из России».
— Вы, Данил, сделали прекрасные снимки. Глаза восторженной особы живут, рассказывают о состоянии ее души. Прошло более 10 лет, как я видела Патрицию в Москве. Теперь лицо ее утратило полноту, и засветилось природное достоинство женщины, любящей, увлеченной и счастливой! Расскажите о квартире Патриции.
— Здесь есть чем полюбоваться. Много скульптур из Африки, Океании, Индонезии… Ей дарили: она коллекционер. На одну из встреч приехал внук Патриции Логан. Он слушал наш разговор поглощенно, с интересом. Мы были буквально поглощены ее архивом — просто зарылись в нем.
Данил показывает фотографии Элли Джонс, не публиковавшиеся ни разу. Фотоаппарат Данила переснял реликвии — мы можем ими любоваться в музее. Вот Элли еще в России в годы Гражданской войны. Очень худенькая. И Данил поясняет:
— Эта худоба девушки — от голода…
— На ваших фотографиях Патриция моложе своих лет — ведь ей скоро исполнится 89.
— Она была с макияжем. Не перестает чувствовать себя женщиной.
Алексей:
— На каждую нашу встречу она изысканно одевалась. Патриция, исследователь, профессор, в идеальном научном порядке содержит свой огромный архив. Мы сейчас готовим документы для передачи этого архива музею. Надо преодолеть ряд трудностей, чтобы доставить его из Америки в Россию. У нее все документы, публикации и свидетельства содержатся в образцовом порядке.
Данил:
— Там каждая папка подписана. К ней приезжает собственный архивист! Они вместе работают, чтобы все соответствовало хронологии. Никакого любительства! Профессиональная природная точность и ответственность. Патриция — человек очень обаятельный, открытый.
— Спасибо вам, Алексей и Данил, за ваши бесценное путешествие. За радость домашнего знакомства с единственной дочерью бессмертного Маяковского. Да продлится в радости ее творческая жизнь!
Что значит — любить?
Дочь Маяковского написала книгу о себе, о матери и об отце. С английского ее перевела Екатерина Гуминская, а Институт мировой литературы РАН издал в 2003 году. На обложке солнечного цвета — ее английское и русское имя: «Патриция Дж. Томпсон. Елена Владимировна Маяковская». Подзаголовок интригует: «История любви с отрывками из мемуаров Элли Джонс». И трогательный, с улыбкой нарисованный поэтом и художником сюжет: огромные глаза Элли направляют две пронзительные молнии в склоненную голову Маяковского.
Крошечный тираж в 500 экземпляров мгновенно разлетелся. Сам текст и комментарий к нему отправляют нас в 30-е годы. Столько известных имен! Маленькие главки — это исповедь любящего сердца матери и дочери.
Патриция — убедительный рассказчик, тонкий исследователь и полемист. Ее личность и профессорский опыт в Леман-колледже университета Нью-Йорка ценят в Америке. При ее непосредственном участии здесь отпраздновали 100-летие поэта. Читали стихи на разных языках, произносили речи. Поставили пьесу «Клоп» в переводе Ф.Рива. В реплике персонажа-профессора, утешающего влюбленную Зою Веревкину, готовую к самоубийству, Патриция услышала слова своей матери из ее воспоминаний. Персонаж сказал: «От любви надо мосты делать и детей рожать».
А теперь вчитайтесь в дневниковую запись Элли: «Когда у нас некоторое время были близкие отношения, он спросил: «Ты что-нибудь делаешь — ты предохраняешься?» И я ответила: «Любить — это значит иметь детей». Он сказал: «О, ты сумасшедшая, детка!»
Воспоминания Элли — это голос любви, трезвого самоанализа, там чувствуется самоотверженный дух, желание выстоять, вынести все и вырастить достойного человека.
У них было три счастливых месяца. 32-летний Владимир чувствовал внутреннюю свободу: «Давай просто жить друг для друга… Только ты и я…» Им владели страсть и благодарные чувства к благородной и яркой женщине. 21-летняя Элли несла в душе огромную любовь.
День прощания был тяжел. Пристань. Толпа провожающих. При посторонних он всегда называл ее «миссис Джонс» и целовал руку. Элли не хотела ехать на пристань, но Маяковский настаивал и настоял.
Давид Бурлюк отвез Элли на пристань. Маяковский был уже на пароходишке «Рошамбо». Как на таком жалком суденышке плыть через океан, да еще четвертым классом? Можно представить душевное состояние молодой женщины, чувствующей, что это прощание — скорее всего навсегда.
«…Он поцеловал мне руку. Все видели, как я была бледна, и меня трясло…»
В таком состоянии она приехала в свою маленькую комнатку. «Я хотела броситься на кровать и рыдать — из-за него, из-за России, — но не могла. Моя кровать была устлана цветами — незабудками. У него совсем не было денег. Но он был такой».
Поэт больше никогда не был в Америке. Но сокровенная его часть осталась в Нью-Йорке навсегда. Элли, а в России ее звали Елизаветой Петровной, родила дочь и продолжила род Маяковского. В 1928 году в Ницце состоялась еще одна встреча. Говорят, двухлетняя девочка, увидев идущего к ним высоченного человека, крикнула: «Папа!»
Чувство духовного единения с отцом Патриции никогда не изменяло.
