Последний спектакль Марка Захарова — это монтаж из разных произведений Венички — бессмертной поэмы «Москва — Петушки», «Вальпургиевой ночи», «Фанни Каплан», «Записок психиатра» и «Записных книжек», — певца бесшабашно-горького алкоголизма, метафизики сущего и непостижимой личностной свободы в несвободной стране. Монтаж динамичный, внезапный в своих стыках, как выстрелы, что пугают публику во время всего действия. Бац — и стрЕльнули. И уже рядом с Веничкой в широких не по моде брюках, подметающих землю, возникают три грации, как из балетов «Жизель» или «Сильфида» в Большом театре — белые пачки, голые плечи, крылышки за спиной. Но это ангелы, сопровождающие Веничку в его реальном и галлюцинаторном путешествии.
— Помолитесь, ангелы, за меня. Да будет светел мой путь, да не преткнусь о камень, да увижу город, по которому столько томился. А пока вы уж простите меня — пока присмотрите за моим чемоданчиком, я на десять минут отлучусь. Мне нужно выпить «Кубанской», чтобы не угасить порыв.
Веничку играет Игорь Миркурбанов, несколько лет назад вернувшийся из Израиля в Москву. Свободный художник, работающий в различных проектах, весьма удачно — и фактурой, и нутром — слившийся с образом Венички: не совсем похож, но кажется, что именно таким был Ерофеев. Очень образованный, очень пьющий, очень свободный — очевидно, совокупность этих характеристик — почва для его гения.
На заднем плане играет оркестр, а Веничка со своими монологами, слушать которые одно удовольствие (о чем бы ни были — пьянстве, философских категориях, прозе, поэзии или женщинах), — один на один со зрителем или в электричке Москва — Петушки.
— А там, за Петушками, где сливается небо и земля и волчица воет на звезды, — там совсем другое, но то же самое: там, в дымных и вшивых хоромах, неизвестный этой белесой, распускается мой младенец, самый пухлый и самый кроткий из всех младенцев.
Точки путешествия — психушка, буфет Курского вокзала, где нет хереса, электричка, Кремлевская стена. Спутники — мужики, пьющие в электричке горькую и под нее философствующие. А также несколько типов женщин, реальных и мифических, блистательно сошедшихся в одной Александре Захаровой. Как это часто бывает у Захарова, массовка имеет значение: даже у бессловесных свой рисунок, гротесково использована фактура, как, например, у актера Дмитрия Гизбрехта, долговязого, лысого, худого. Или его сценического дедушки Сергея Степанченко, с животом.
Важно: перед премьерой все гадали, как «Ленком» обойдется без того, без чего проза Ерофеева немыслима — неформальной лексики, а у него — виртуозного русского мата? Скажем, медсестра в «Вальпургиевой ночи» разговаривает только на нем. Захаров, к его чести, стерилизацией литературы Венички не занимался и, можно сказать, прошел по грани: слова есть, но остроумно использованы по примеру аллитерации (этожопера). И тут же лирика с привкусом горечи и тех необъяснимых чувств, что истекают из большой литературы, хоть и с грубыми словами. «И ангелы — рассмеялись. Вы знаете, как смеются ангелы? Эти позорные твари…» Публика внимательно слушает, смеется и чуть ли не в каждой фразе Венички и обитателей «Вальпургиевой ночи» узнает жизнь, страну, которая пугающе напоминает страну ушедшую.
Интервью Марка Захарова после спектакля.
— Марк Анатольевич, почему именно Веничка Ерофеев вдохновил вас на новый спектакль?
— Не так давно я смотрел у Райкина Кости «Маленькие трагедии». И меня поразило, что не было последовательности, маленькие куски из разных произведений соединялись в определенном порядке. Я спросил, почему, и он сказал: «Мне молодые режиссеры объяснили, что сюжет не моден, должны быть бессюжетные спектакли». И когда я начал думать над новым проектом, может, мне ангел шепнул: «Ну, посмотри на «Москва — Петушки». И мне это показалось чрезвычайно интересным. В нем есть такая живительная сила галлюцинаторного характера. И когда это смешивается с фантасмагорией, можно познать человека, его душу, самые неожиданные проявления, его болевые точки, открываются нам механизмы мышления, мук, страданий человеческих — на уровне ментальных особенностей, комплексов.
Прежде мне казалось, что энергия, с которой Веничка борется, идет от большевиков. Но нет — все гораздо глубже: может, она идет от нашей биографии? Но он предупреждал нас, что не надо этой энергией увлекаться. Тем более что она не сообразуется с нашими бюджетными возможностями. И еще понравилось, что он скептически относится к юмору, который идет с экранов телевизора. «Ваш хамский юмор калечит людям мозги. Он превращает их в дебилов». И это правда — сегодня все смеховые точки лежат ниже пояса.
— Ерофеев — король неформальной лексики, которая теперь законодательно запрещена при публичном исполнении. А Веничка без мата — все равно что (даже не знаю, с чем сравнить)…
— Я подумал, что если совсем обойтись без этого, то будет совершено предательство по отношению к автору. Мы должны дозированно, но коснуться этих слов. Самое высокое начальство, как мне показалось, не очень это одобрило, к тому же у нас в сценографии стена кремлевская. Но это цитата из Венички: «Я, исходивший всю Москву вдоль и поперек, трезвый и с похмелюги, — я ни разу не видел Кремля, а в поисках Кремля всегда попадал на Курский вокзал». А городскому начальству спектакль понравился. Знаете, я был готов к нападкам, но, похоже, пронесло. Может, дух Венички мне помогает и ограждает от излишней цензуры.
— К цензуре именно вам не привыкать. Или уже забылись гонения на ваши спектакли. С одной «Юноной» сколько проблем было.
— Не привыкать, я человек пуганый, хотя всегда боролся со страхом в себе.
— Но сейчас, как мне кажется, беды ждать надо не столько от начальства, сколько от граждан, которые чуть что — срывают спектакль или подают в суд.
— Когда в прошлом году начались нападки на Додина и Табакова, театральное сообщество как-то сплотилось, и был дан отпор. Когда меня спросили тут про оперу «Тангейзер», я сказал, что нам надо поблагодарить митрополита Новосибирского за то, что он сделал молодого режиссера Кулибина известным. Он, как человек талантливый, стал бы им, но все произошло бы медленнее. Если бы я посмотрел его «Три сестры», я бы его пригласил на постановку в «Ленком».
— Я ошибаюсь или нет? Ерофееву — популярность которого началась с перестройкой, а свободные времена чуть приглушили ее — сейчас пришло самое время.
— Вы не ошибаетесь. Мы сейчас озабочены некоторым регрессом в экономике и прочих областях, и вдруг оказывается, что он вскрыл комплексы, от которых нам не удалось избавиться, которые оказались обжигающе современны.
— Знаете, очень сильна команда на сцене. Вы довольны работой актеров?
— Игорь Миркурбанов в роли Венички — он был еще моим студентом, но потом с группой Евгения Арье уехал в Израиль. В нем есть какая-то загадка человеческая, он не прост, ему веришь, что он писатель, и в этом отношении он мне очень нравится. И меня порадовали моя дочь, Сергей Степанченко и Виктор Раков — они превратились в надежных комедийных актеров. Дмитрий Гизбрехт, лысый такой молодой человек, я вижу, как он сидит за кулисами, молчит — значит, концентрирует энергию. Молодая наша актриса Полина Чекан, которая вызвала полемику на худсовете Броневого и Колычева по поводу того, как она замечательно раздевается в спектакле.
