— Даша, вы тоже считаете, что ваш папа гений?
— Вы знаете, я как-то не думала в таких выражениях. Он очень большой, разносторонний талант, а гений его заключается в том, что он умеет это все бесконечно развивать. И использует по максимуму своих возможностей. А разницу между гением и талантом я сама не очень понимаю.
— Но в вашей семье, где папа и мама известные актеры, вы-то пошли по их пути. Выбора не было?
— Ну как это не было, был, конечно. Более того, родители меня отговаривали очень сильно, как и все родители-актеры. Выбор всегда есть. Я хотела пойти на психфак, но все-таки не пошла.
— Ну а как же комплексы по поводу такого папы-артиста?
— Они есть, конечно. Но сейчас все меньше и меньше, а было очень много. И от этого родители тоже предостерегали меня. Ведь если бы я пошла в другую профессию, у меня бы были не комплексы, а просто гордость, что я из такой семьи. Но я выбрала трудный путь.
— При общении с Сергеем Юрьевичем вы чувствуете подспудно это давление? Или, наоборот, дома на нем отыгрываетесь?
— Ну, там много всего. Конечно, в какой-то степени давит, потому что слишком авторитетная для меня фигура. И, разумеется, его мнение мне всегда было очень важно. Может быть, важнее, чем мое. Но, с другой стороны, он имеет возможность общаться со мной на равных. Папа такой человек, который всю жизнь общается на равных с детьми, например, он по-другому не умеет. Поэтому у меня выработалась привычка быть взрослым человеком с детства и как бы партнером его во многом. По-человечески, а потом, когда я стала актрисой, и профессионально. В этом смысле я ему доверяю, знаю, что он относится ко мне по-честному. А от давления я постепенно с годами избавляюсь тоже, как и от комплексов.
— Знаете, как про Ростроповича говорили: что он на равных общается и с дворниками, и с президентами, и с королями. Признак интеллигентности. Юрский тоже такой?
— Я думаю, что да. Папа просто с детей (с меня, а теперь и со внуков) спрашивает как со взрослых. Может, это даже и не совсем педагогично. Дети в таких случаях с изумлением смотрят на него, но тоже общаются с ним на равных.
— И все-таки, что это такое — артистическая семья? Обычно же мужья-актеры стараются выбирать себе пару совсем не из этой среды.
— Это ведь всегда две стороны медали. С одной стороны, конечно, повышенная эмоциональность в воздухе, а с другой — абсолютное взаимопонимание. Потому что если люди из совсем разных сфер, то им трудно. Понимать актеров и принимать это всё могут все-таки люди из каких-то близких слоев, иначе это трудно выдержать, наверное, и объяснить специфику нашей жизни, мировосприятия. А когда два актера, этих проблем не существует. Я думаю, родителям просто очень повезло друг с другом, потому что у них действительно настоящий альянс. Им всегда друг с другом интересно. У них нет соперничества, все как-то распределилось гармонично, поэтому они везунчики.
— Ну, это идиллия какая-то! Но многие же не поверят.
— Просто в случае папы и мамы союз актеров между собой — удачное сочетание. Это совсем не значит, что у них идиллические взаимоотношения. Но есть некоторое совпадение характеров, что ли, дополнение друг друга, которое позволяет им жить вместе такую долгую и очень насыщенную жизнь. Ведь люди из разных сфер могут просто жить и друг друга не замечать, каждый живет своей жизнью. Здесь этого не происходит. А темперамент… Господи, да кто же говорит, что нет проблем. Проблемы есть всегда, но чего об этом говорить.
* * *
— А когда вы были маленькой, а Юрский уже был Юрским… Вы на папу смотрели снизу вверх или… Знаете, недавно сын Листьева вспоминал, как Влад пришел за ним в школу, и все, кто был, высыпали… А потом сын сказал: «Папа, больше за мной не приходи».
— Нет, у меня такого не было. Как-то в моем детстве все было нормально и спокойно. Я знала, что он знаменитый человек, это было принято мною как данность. Пока я была маленькой и не актрисой, это вообще никак на меня не влияло. Ну, знаменитый и знаменитый, очень хорошо. Все проблемы начались тогда, когда я пошла в эту профессию.
— И что это были за проблемы?
— Как у всех несчастных детей знаменитых артистов. В принципе мы сами их себе во многом создаем. Думаешь: а может, мне выступать под другой фамилией? Папа говорил: «Ну, пойдешь под другой фамилией, скажут: да, это Петрова пришла, которая дочка Юрского…»
— …вот какая лицемерная, испугалась к тому же.
— Именно так. То есть никуда не скроешься. Но сразу думаешь: а как на меня посмотрят, будут сравнивать. Опять же, если берут, скажем, в театр, то честно ли берут, или все-таки: ну ладно, возьмем, неудобно же. И еще: я прекрасно понимаю, что при всей папиной знаменитости вовсе не все люди относятся к нему положительно. Есть очень много тех, которые относятся к нему либо никак, либо плохо.
— Да вы что! Я таких людей даже представить себе не могу.
— Ну, все-таки в театре у него очень своеобразная манера, не все ее принимают. Бывает, приходишь, спрашивают: а, это из семьи Юрского, тогда нам не надо. Или кто-то ему завидовал… Не все так благостно. Ну а я, как его ребенок, несу весь этот груз. Так что папа получается со всех сторон проблематичный. Вот такой он знаменитый, а ты, значит, не такая талантливая, а с другой стороны, может, кто-то и говорит: мне вообще эта семья несимпатична. Плюс еще внутри себя сама додумываешь: а, меня взяли потому, что… Или: меня не взяли потому, что… Очень трудно определить, где ты, а где твои семейные проблемы.
— Ну, так можно до того докопаться, что оказаться в очень определенном известном месте.
— Абсолютно! Поэтому надо просто в какой-то момент взять и плюнуть. Правда, это возможно только с возрастом. А вначале очень трудно.
— А вспомните, в детстве вы идете с папой, а на него все смотрят, узнают. У вас-то какие ощущения?
— А его всегда все узнают. Это данность, ко мне никакого отношения не имеющая. Я только радуюсь. Но вот ко мне очень часто подходит много-много людей: «Даша, мы видели вашего папу. Передайте ему, пожалуйста, что он наш любимый артист!» — «Да-да, конечно, передам, спасибо большое». А иногда мне просто говорят: «Мы очень любим вашего папу». И как мне на это реагировать? Но я всегда думаю: я тоже люблю своего папу. Так при чем здесь я? Скажите об этом ему. В таком случае я себя чувствую глупо.
* * *
— Даша, извините, но история русского театра не так много знает примеров, когда дети становятся на уровень своих родителей. Мне вспоминаются Константин Райкин, Михаил Ефремов, ну и, может быть, Василий Борисович Ливанов…
— Поймите, это некорректное сравнение. Мы живем не просто в разные времена с папой, а как будто бы между нами сто лет. Эпоха сменилась ровно тогда, когда я пошла в это дело.
— Начало 90-х?
— Да, я пришла в мир, в котором сначала вообще не существовало никакого театра и кино. А потом стало создаваться что-то совсем другое, новое. Папа с мамой жили во время театрального бума, огромного уважения, интереса к театру, расцвета театрального. То же самое можно сказать и о нашем тогдашнем кино. А я живу совершенно в другую эпоху. Да, и театр существует, и я в нем существую довольно активно. Что касается кино, то оно в прежнем понимании вообще перестало существовать. А знаменитость вся папина зиждется только на кино, потому что театр — это другой срез, уровень популярности.
— Ну да, вся слава Юрского вышла из советского кино, которого больше нет.
— А другое на смену пока не пришло. Но слава богу, я не балерина и еще не на пенсии, могу играть. Вдруг придет… Может, я еще успею сняться в хорошем кино.
— Даша, вспомните, пожалуйста, какой-то момент в жизни, когда папа вас удивил больше всего.
— Удивил? Он меня, в общем-то, все время удивляет. Его реакцию очень трудно предсказать, особенно в творческом смысле. Когда он идет в театр на мои спектакли, я никогда не могу понять, как он среагирует. При том что он очень взрослый человек, но как-то всегда по-детски в этом смысле откликается. Если ему нравится, то это видно всем сидящим рядом с ним в зале. У него такая счастливая улыбка на лице! Если ему не нравится, это тоже видно всем.
А вот это из жизни… Дурацкий случай расскажу. Лежу я в кровати, болею, а у папы гость в кабинете. Я знаю, что это его друг-физик, в Дубне работает, такой продвинутый… Затем гость ушел, папа заходит ко мне и достает какой-то предмет с кнопками. А это начало 80-х, тогда предметов с кнопками и не было почти. Вроде похож на современный планшет или гигантский калькулятор. «Вот, — говорит папа, — это разработка моего друга». И рассказывает про этот фантастический предмет. Я смотрю как завороженная. Папа подходит ко мне все ближе, ближе, я протягиваю руки: ну, дай, дай, я посмотрю. И он мне протягивает с такой радостной улыбкой… Вдруг я вижу: это книга, на которой сверху лежит блистер с таблетками. Вот такой розыгрыш. Я начинаю страшно реветь, просто страшно. Он сильно расстраивается, а мама ему: «Что ты выдумал, ребенок болен! Посмотри, она рыдает». А папа: «Я так хотел ее развлечь, повеселить».
Ой, слушайте, я вспомнила еще один розыгрыш. Мы отдыхали в Ялте. А папа хорошо плавает и уплывает очень-очень далеко и надолго. Поэтому я никогда не волнуюсь за него. Вот папа куда-то уплыл, и теперь моя очередь. Я иду по длинному-длинному пирсу, который уходит в море. В это время поднимается по лесенке папа, подходит ко мне и говорит: представляешь, вот сейчас плавал далеко, встретил знакомого, он мне письмо передал. И протягивает конверт, совершенно сухой. А сам стоит абсолютно мокрый, в плавках и в шапочке. «Ага», — отвечаю я машинально, а папа спокойно проходит мимо меня к пляжу. Я же остаюсь на этом пирсе, и у меня ум заходит за разум. «Этого не может быть», — думаю я. Потом иду плавать, возвращаюсь, подхожу к папе: «Ну, объясни мне, я же понимаю, что ты меня разыгрываешь. Где ты взял это сухое письмо?» Прошло много-много лет с тех пор, но я до сих пор не знаю, как это произошло — сухое письмо с нерасплывшимися чернилами на адресе.
— Ну а дедушка-то он какой?
— Очень серьезный. Опять же со всеми на равных: Георгий, Алексей. Беседы какие-то у них, разговоры. Алексея в шахматы сейчас научил играть, очень гордится, что у него способности обнаружились. С Георгием они любят ходить в церковь. Обсуждают архитектуру, литературу. Вот такие серьезные мужские беседы.
— Было такое, что Юрский вами просто гордился?
— Да, было. Недавно он пришел на мой новый спектакль «Каренин» в МХТ, который ему очень понравился. И спектакль, и моя работа. Я видела, что это было так искренно. Папа был горд и счастлив. И не от того даже, что понравилось, просто мы одинаково смотрим на то, что хорошо и что плохо. Мы совпали.
Из роддома он меня встречал, когда я старшего сына родила. Папа был очень нежный, растроганный, такой робкий даже, что для него нехарактерно. Он ведь с детьми с маленькими не сталкивался никогда, а тут роддом, совсем грудничок… Я открыла папе Гошино лицо, пеленочку отогнула, он так посмотрел внимательно, переварил и серьезно-серьезно говорит: «Даша, он мне очень понравился».
Когда маме с папой только сообщили, что у них родился внук, у родителей был просто шок. В этот момент папе кто-то позвонил по телефону, и он в трубку: «У меня родилась внучка». Мама так разворачивается на него, пауза, и папа тут же: «Почему девочка? Мальчик!».
