18.00. Армейский театр при полном параде. Мундиры, погоны с большими звездами, оркестр, ковровая дорожка и публика вдоль нее. Публика в основном взрослая: только с годами понимаешь, что такое дожить до 80, 90. Особенно сегодня… А тут все сто! Целый век! Это притом что Зельдин не из семьи долгожителей. Его родители в сумме прожили — поразительно — 100 лет (отец дожил до 47, мать до 53). Сын пожил за родителей.
18.45. У дверей дикая свалка. На протырку без билета, которых все равно нет (в продажу поступили только три ряда), идут даже пенсионеры. Администраторша кричит: «Не напирайте!». Охранники командуют: «Отойдите!». По необъяснимой российской привычке открыта только одна створка в каждой из трех дверей, отчего и образуется давка. А если пожар? Но, кажется, на этом организационные проколы в общем-то заканчиваются.
19.00. В кулисах по монитору можно отлично рассмотреть зал. Как говорят в таких случаях администраторы, он шикарный, парад-алле из начальства, высоких профессионалов, звезд театра, ТВ, шоу-бизнеса и приближенных к нему: Алла Пугачева без супруга, но с Киркоровым, зато с супругами Леонид Ярмольник и Александр Градский, два министра культуры, городской и федеральный — Капков и Мединский, Александр Ширвиндт с Верой Васильевой (она, как и Зельдин, имеет звание народной артистки СССР), Александр Масляков с женой, Наина Ельцина, доктор Рошаль, Геннадий Хазанов, Николай Басков — проще сказать, кого здесь нет. Например, Дмитрия Медведева, которого ждали и для которого спецслужбы «построены». Но, видать, кризис, не до культуры и ее уникальных представителей.
19.15. За кулисами темновато и многолюдно. Художник Юрий Антизерский показывает мне декорацию, пока закрытую для публики занавесом, — фасад Театра армии, но не в натуральную величину, хотя масштаб тоже впечатляет.
— Декорация из спектакля «Танцы с учителем» будет в первом отделении. А во втором три экрана, много проекционников — на каждого поздравляющего свой контент.
Художник уверяет, что столетний Зельдин адекватнее многих других.
— Он мне на репетициях о Маяковском рассказывал, о своих встречах. Я уже не помню детали, но сам факт поразил — видел Маяковского и разговаривал с ним. Он такая живая машина времени: начинает истории рассказывать, и чувствуешь, что уже перелетел в то время. А еще пять лет назад, на премьере этого же спектакля, на поклонах отличился: когда вышли, Владимир Михайлович наклонился к Ясе Рафиковой, художнику по костюмам, и тихо так спросил: «Как сын?» — тот накануне руку сломал. Как будто ему больше не о чем было подумать в момент поклонов.
Юбиляр лично пока не появился, но на мониторе поет «сердце, тебе не хочется покоя» — съемка накануне, во время репетиции. Репетировали долго — как выдержал? Впрочем, кроме меня, этого вопроса никто не задает — здесь привыкли, что Зельдин — это всегда: прямая спина, хорошая речь, дисциплина и способность репетировать сколько надо. А собственно в день юбилея Владимир Михайлович был в театре уже с половины пятого. Все знают здесь его коронную фразу: «Не люблю я эти юбилеи. Юбилеи — это катастрофа с элементами праздника».
А вот жена Зельдина (по спектаклю) — актриса Ольга Богданова. Она, как и многие здесь, сокрушается, что первый выход Владимира Михайловича будет не таким эффектным, как его задумывали.
— Хотели, чтобы мы все в спектакле спрашивали: «Где Зельдин? Где Зельдин?» А он как бы в танковой дивизии, а вечером должен играть спектакль. Но нам сказали, что сначала пойдет министр обороны или Сергей Иванов.
— Ольга, сколько вы пережили юбилеев Владимира Михайловича?
— Ну, считай, с 65-го года уже семь, этот восьмым будет. Я помню его 60-летие: мы тогда с моим однокурсником Стасиком Садальским прибежали, шел спектакль «Учитель танцев» — увидели такого роскошного мужчину и артиста. До сих пор разгадываем эту загадку: за счет чего так долго можно жить и все помнить?
Никто не знает ответа. И как на его примере вычислить алгоритм долголетия? Исходить ли в решении от образа жизни или характера героя? По характеру, согласно собранным мною мнениям, Зельдин — человек легкий, но бывает непредсказуемым и в таком настроении, что лучше держаться подальше. Но вообще он, сказали все, «очень, очень и еще раз очень хороший, добрый человек». Терпения исключительного, покладистости невероятной, ни от кого ничего не требует. Особенно это касается материальных благ. Все знают, что народный артист СССР (а их осталось считаное количество в стране) живет в 28-метровой квартире.
— Да любой министр обороны готов был дать ему ключи от новой, сколько раз предлагали, — говорит Богданова. — А Владимир Михайлович ни в какую: «Никуда переезжать не буду. Если я перееду, то умру». Никому не завидует, никаких денег ему не надо. Так и живет. Он нас, молоденьких, всегда опекал: бывало, остановит, спрашивает: «А где ты живешь? А что репетируешь?» Был такой у нас спектакль «Пылко влюбленный», и в одной из сцен (она строилась вся на страстях) он в ажиотаже должен был меня раздевать. И вот на репетиции он мне говорит: «Оленька, я так сниму с тебя пальто, никто так с тебя не снимет». Я тогда все думала: «Про что он говорит? Там же всё в таком ажиотаже». И на спектакле действительно: одна секунда — и пальто мое плюхнулось рядом, я даже не заметила.
С огромным букетом идет Басков. На руках несут очаровательного шпица, но почему-то крашенного в малиновый цвет, а кто-то из обслуги просится сфотографироваться с Хазановым в гриме... Зельдина. «Три часа его делал — представляешь?»
19.30. Женский голос за спиной: «Владимир Михайлович, осторожно, вот тут проходите». И все как-то расступаются, образуя неровный коридорчик, чтобы пропустить сначала Ларису, личного костюмера Владимира Михайловича (блондинка, синее платье, нитка из бус), а потом его самого — в светлом пиджаке, осторожно ступающего — видно, что зрение не очень-то. Ну ни за что не скажешь, что ему сто. Ну 80, а то и 75. Осторожно садится на стул — складывает руки, как в молитве, но совсем не картинно, а просто, отстраненно. Смотрит на сцену, на которую выйдет через несколько минут. Швыдкой, он только пришел, ставит рядом со стулом корзину с подснежниками.
Юлий Гусман, режиссер первого, театрального, отделения режиссирует:
— Владимир Михайлович, значит, так, вы стоите здесь и ждете. Буквально после прекрасных слов сначала Сергея Иванова, потом Шойгу...
19.33. Закадровый зычный голос: «Владимир Михайлович Зельдин. Символ отечественного театра. Он прожил на сцене почти весь двадцатый век. На сцене народный артист СССР Владимир Михайлович Зельдин!»
Аплодисменты. Слышно, как хлопают кресла, — зал встает, а юбиляр как будто выбегает на сцену. Все сгрудились в кулисе, а в соседней комнате без присмотра остался именинный торт цвета весеннего салата. Вместо розочек две сладкие фигурки рыцаря печального образа и его верного оруженосца. За спиной кто-то шепчет: «Вот это класс! Огурец!»
Интересное наблюдение: Зельдин существует как бы параллельно всеобщему пафосу, полагающемуся любому юбилею, как обед — солдату-срочнику. Это трудно объяснить, можно только увидеть и почувствовать — глубину, интонацию — для его огромных лет подозрительно романтичную. Как голову гордо вздернул, как задохнулся от нахлынувшего чувства — и никакой фальши. Больше часа не уходит со сцены, играя, по сути, собственную биографию. Поет, легко пританцовывая в любимом болеро и так читает монологи, что в зале всхлипывают не только женщины. Мужчины не утирают слезы.
22.00. Во втором отделении, где Зельдину полагается наконец сидеть в кресле и принимать поздравления от начальства, коллег, он почти не садится. Ему три раза дарят оружие — Шойгу, Мединский и Ширвиндт, который вышел на сцену с Верой Васильевой. Он больше всех срывает аплодисментов — самое смешное поздравление. Лещенко пел в сопровождении ансамбля им. Александрова, а Кобзон — детского хора «Великан»: маленькие девочки в красных платьицах и мальчики в строгих костюмчиках старательно выводили: «И Зельдин такой молодой, и юный Кобзон впереди». Один Николай Басков не пел юбиляру: он спрыгнул со сцены, подбежал с букетом к середине партера и со словами «цветы запоздалые», картинно встав на колено, отдал его Иветте, 80-летней супруге 100-летнего Зельдина. Впечатляющие цифры красивой пары.
