Это относится к картине «Комбинат «Надежда» Натальи Мещаниновой, «Левиафану» Андрея Звягинцева и самое главное к документальному кино, герои которого говорят, как говорят. Их-то не остановишь.
Насколько нам известно. «Комбинат Надежда» существует в двух версиях – с матом и без. Но прокатного удостоверения у фильма до сих пор нет. Его показали на Роттердамском кинофестивале еще год назад, он успел до принятия нового закона поучаствовать в сочинском «Кинотавре». Дальше – тишина. «Да и да» Валерии Гай Германики вышел 28 июня в краткосрочный прокат, а 30-го его сняли, чтобы избежать проблем с законом. Но на проходившем в июне Московском международном кинофестивале жюри под руководством Глеба Панфилова присудило Германике приз за лучшую режиссуру. Сама Валерия заявила, что отказывается картину переозвучивать, если не примут поправки к закону о запрете мата на телевидении, в кино и литературе. Она считает, что такое вмешательство повлияет на художественную целостность картины. Продюсер фильма Дмитрий Рудовский в интервью «МК» разъяснил: «Мы подготовили цензурированную версию. Она проигрывает оригинальной и в меньшей степени передает атмосферу андеграунда, в которой живут герои. Мы ждем, когда закон о запрете мата будет скорректирован в пользу фильмов, в которых ненормативная лексика допустима в силу художественных особенностей произведения. Если такое решение будет принято, то цензурированную версию мы оставим для показа по телевидению, а в прокат выпустим оригинальную Гай Германику».
Фильм «Левиафан» Андрея Звягинцева посмотрел весь мир, но только не родная страна. Его премьера состоялась на Каннском кинофестивале. Там картину отметили за лучший сценарий. «Левиафан» номинирован на премию «Золотой глобус», получил азиатский «Оскар». Он вошел в шорт-лист номинантов американской премии «Оскар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке», собрал множество призов по всему миру, вышел в прокат во Франции. Выход же в России откладывался из-за ненормативной лексики. Андрей Звягинцев считает нечестным отказ от речи своего народа. Однако российский прокат намечен на февраль.
На фестивале российского кино во французском Онфлёре, «Левиафана» показали. Там же прошел «круглый стол» на тему «Язык в российском кино: шах и мат». Его модератором стал отборщик Каннского кинофестиваля, знаток восточно-европейского кино Жоэль Шапрон. Прежде чем начать дискуссию, французам пытались объяснить, что же такое мат. В частности им сказали: «Это параллельный язык, основанный на семи словах, от которых идут производные, одно вульгарнее предыдущего. Эти слова отсутствуют в официальных российских словарях. Их употребление может стоить вам контактов с полицией. В русском языке все эти слова - либо мат, либо медицинские термины. Среднего не дано. В лингвистике мат равен междометию, а значит, безболезненно может быть изъят». Запретный список, который привел Жоэль Шапрон, расширил даже познания русских участников дискуссии, ограничивавшиеся четырьмя ключевыми словами и словосочетаниями. Шапрон также заметил, что следы некоторые из этих выражений можно обнаружить в записях 12-13 веков. Французской публике рассказали, что до перестройки нецензурные слова отсутствовали в кино и театре. А теперь принят закон о запрете мата в России, который вступил в силу в июле 2014 года.
Собравшиеся заметили, что подобное невозможно даже представить во Франции. Но приняли на веру, что во французском языке матерные слова не имеют такой силы, как в русском. Как заметил Шапрон, «Левиафан» вышел в прокат во Франции в «не вычищенной версии». Он насчитал 20 моментов, где употребляется матерная лексика. Жоэль делал титры к «Левиафану» для французской публики, и в процессе работы даже не заметил, где был мат – настолько все показалось ему органичным. Сложность перевода, по его словам, не в поиске слов, не в буквальном переводе. Эквивалент всегда можно найти. Суть в силе звучащего слова. Ведь, переводя комедию, мы ищем то, что может реально рассмешить именно французского зрителя. Важно подобрать фразы, которые способны также воздействовать на французского зрителя, как, скажем, тексты в фильмах Киры Муратовой на русскоговорящего зрителя. А уж то, какие при этом будут использованы слова - не так важно.
Российский продюсер Екатерина Филиппова, участвовавшая в онфлёрской дискуссии, заметила: «Я никогда не воспринимала использование нецензурных слов, как нечто неизбежное. Хотя в бытовой жизни я, как русский человек, использую их. Это самый короткий путь выразить себя и получить желаемое. Сила воздействия таких слов зависит от внутреннего мира говорящего. Они могут звучать очень грубо. Их использование, как и отказ от них, - это вопрос внутренней цензуры говорящего. Я против использования мата на экране и в публичных выступлениях, кроме тех случаев, когда это необходимая часть контекста. Запрещать мат в России, все равно что запрещать чистить зубы. Можно, но бесполезно».
Кинорежиссер Вера Сторожева считает: «Мат – как бокс. Он быстрый, травматичный и красивый. Я часто боксирую в этом смысле, но не публично. Есть некоторые табу. Мой муж Сергей Попов написал сценарий к фильму Киры Муратовой «Астенический синдром». Там мат прозвучал впервые. Сама я нецензурную лексику в кино не использовала, всегда обхожусь другими средствами. Мат имеет мистическую силу. В жизни у него один эффект, а на экране – другой. Там он многократно усиливается. Как-то я смотрела студенческий спектакль на курсе Дмитрия Брусникина, где звучал сплошной мат. Когда молодые артисты матерились, я сидела с красными щеками. Мне было стыдно за них. После принятия закона о запрете мата все эти слова убрали, и спектакль ничего не потерял. Но я против запретов, как и против спекуляций. Это как пропуск в элитный клуб. В «Левиафане» я не заметила мата, настолько он там органичен. Всегда имеет значение, кто матерится и зачем. Не всегда словами выражаются сильные эмоции. Иногда и молчание способно мощно воздействовать».
25-летний Иван Твердовский, чей жесткий фильм «Класс коррекции» прошел в Онфлёре с невероятным успехом, и, казалось бы, предполагает использование самой беспощадной лексики, вспоминал: «Когда я приступил к работе над «Классом коррекции», то продюсеры изначально поставили условие – не использовать мат. Либо ты работаешь, либо сидишь дома. В таких условиях на площадке рождались совсем другие слова. Нам даже становилось весело от этого. Но все забывают про документальное кино, фиксирующее нашу жизнь. И закон о запрете мата похоронит его существование в России. Если режиссер будет просить своих героев не использовать подобную лексику, то это уже будет не документальное кино. Сейчас мы работаем над документальной историей и придумали такой ход: герои не будут говорить, а будут только показывать. Мы заткнем им рот в определенные моменты».
В дискуссии принимали участие бывшие наши соотечественники и французские зрители. Закончилась она темпераментным выступлением психоаналитика, которая свела запрет мата в России к вмешательству государства в жизнь женщины. Кто-то из русскоязычных зрителей, живущих во Франции, заметил, что цель нового закона в России – благая: защитить русский язык. Ведь в речи московских подростков 12-14 лет мат звучит через два-три слова. А искусство, по словам оратора, имеет сильное воздействие на жизнь. Кто-то из французов удивился тому, что российские режиссеры до сих пор не вышли на демонстрацию, ведь их право на свободное высказывание попирается новым законом.
