Что удалось, так это действительно картинка: прелестный волшебный домик, в котором происходят чудеса, снежная видеопроекция и, конечно же, костюмы Павла Каплевича, стилизующие моду XVIII столетия в удивительно пастельной цветовой гамме и с уникальными, ни разу не повторяющимися женскими головными уборами. Костюмы оказались спасительным плюсом для «Щелкунчика». В остальном же — много удивительного.
Надо заметить, из оперы сделать балет — милое и не раз проверенное дело. Один лишь пример «Кармен-сюиты» чего стоит. Обратный транспорт — штука куда более хитрая и опасная. Там такие грабли подстерегают авторов, что только обходи. Увы, создателям «Щелкунчика» обойти их не во всем удалось.
Чайковский, конечно, величайший мелодист. Однако мелодии в его балетах принципиально иные, нежели в вокальной музыке. Они — инструментальны. И это были первые грабли: певцы интонировали с трудом, путаясь и расходясь с оркестром. Красота мелодий тонула в невнятице и неточности. Артисты стремились четко произнести текст, но лучше бы они этого не делали. Конечно, никто не ждет от оперного либретто качества литературного шедевра, но все-таки не до такой степени. Несколько реплик без комментариев: «Сыра, сыра! Сыра, сыра! Очень сыро…», «И наступит им царство мышиное», «Здесь мышей убито двести, это красота», «За той стеной сияет мой…», «Мы же на свете этом, мыши уже на том». Все это несомненные поэтические «достижения» либреттиста. Но на первом месте, пожалуй, фраза Маши, неоднократно обращенная к Щелкунчику: «Останься здесь — ты нужен весь».
Будучи спетым, балет обнаружил некоторые особенности музыки Чайковского, прежде всего опереточность. И это неудивительно: балетная музыка опирается на танцевальные жанры, прежде всего на любимый Петром Ильичом вальс. Вот и вышла скорее оперетта, чем опера. В чем плохого-то ничего — но только уж петь тогда нужно было по-другому, по-опереточному, а еще лучше — по-мюзикловому. Глядишь, и артистам было бы комфортнее.
И вот уж что самое странное — пластическое решение спектакля. Казалось бы, режиссер Алла Сигалова — хореограф. Ей и карты в руки. Но нет! Видно, настолько принципиальна была задача дистанцироваться от балета, что хореографии в этом шоу вообще нет никакой. На сцене толпа народу, толкущаяся без всякой пластической идеи, спонтанно и бестолково, будто детки на утреннике, организованном неудачливым воспитателем.
