Мастер работает в «Et Cetera» с утра до вечера — премьера «Бориса» назначена на середину января. Режим репетиций жесткий: первая половина дня, небольшой отдых и снова — российская власть и «мальчики кровавые в глазах». Рядом с господином Штайном переводчик и ассистент Клариса Столярова. Это она, маленькая, хрупкая женщина, сорок лет назад познакомила страну с этим удивительным художником. Она и помогает нам в разговоре.
— Господин Штайн, вам очень «везет» с приездами в Россию: «Орестею» вы делали в момент ГКЧП, теперь «Борис Годунов» в период финансовой смуты.
— Кроме того, когда я в 98-м в Москве делал «Гамлета», тоже было падение курса рубля. Может, мне лучше здесь не работать, чтобы у вас было все в порядке? Но… Я был здесь в апреле, у меня премьера (опера «Аида» в театре Станиславского и Немировича-Данченко. — М.Р.), и все было в порядке.
— Но уже почти через месяц у вас состоится «Борис Годунов» — пьеса о власти, о ее захвате и о том, как ее удержать. Проводите ли вы параллели с сегодняшним днем России? И можно ли говорить о том, что происходящее, которое вы наблюдаете, каким-то образом корректирует вашу работу?
— Классики всегда актуальны, поэтому я ставлю классиков. Я могу проблему власти так же отнести к госпоже Меркель, Обаме, господину Путину — это та проблематика, которая типична для многих стран. Прелесть этой пьесы состоит еще и в том, что в ней не только поднята проблема власти как таковой, но в ней также пьют, поют, танцуют, общаются, маршируют солдаты. Если усматривать какие-то параллели, то, вероятно, решение на этот счет надо отдать в руки публики: она должна усмотреть те самые параллели, о которых вы говорите. Если бы я привязывал свою режиссерскую работу к современной ситуации и отразил какие-то моменты, типичные для сегодняшнего дня, то через пару месяцев эта постановка перестала бы быть актуальной. А я хочу этого избежать. Дело в том, что актуальность все время меняется, и в этой связи нам что — постоянно менять режиссуру?
Мы же рассказываем пьесу, то есть документально воспроизводим пьесу Пушкина — все 23 картины. Никаких интервенций в нее не делаем, никаких модернизаций, не добавляем того, чего в ней нет. Максимум, что я позволил себе добавить к оригинальному тексту, — это две вещи, но только для того, чтобы сделать происходящее более эффектным и более понятным для зрителей.
— Что именно?
— У меня Борис Годунов умирает прямо на сцене — получает сердечный удар. А у Пушкина написано, что инфаркт случается за сценой. И потом его только ввозят на сцену. Мне кажется, что это было немножечко непродуманно со стороны Пушкина: театр требует того, чтобы смерть была представлена. Кроме того, в пьесе говорится, что у него постоянно мальчики кровавые в глазах, и я позволил себе в этой связи вывести на сцену этого маленького, убиенного Борисом царевича Дмитрия, чтоб нам наглядно показать, что видится Борису, и это единственные вещи, которые я позволил себе добавить.
— Вы изучали, готовясь к постановке, исторические, архивные материалы?
— Пушкин уже сам это сделал: он исходит из Карамзина, так что, можно сказать, все исторически обоснованно. Но я взял соображения Карамзина относительно эпохи и восстановил те моменты, где Пушкин в своем произведении отходит от толкований Карамзина. Например, Карамзин описывает Григория Отрепьева очень отрицательно, а Пушкин представляет нам его позитивно, даже очень симпатичным, у него он является талантливым актером и, безусловно, оказывает влияние на окружающих его современников. Что же касается Бориса Годунова, то Пушкин изображает его более негативно: того мучают угрызения совести. И два этих персонажа коренным образом отличаются друг от друга, но каждый из них, замечу, хочет шапку Мономаха надеть.
— А режиссер Штайн кому симпатизирует?
— Так же, как Пушкин, — Отрепьеву, потому что это более интересная концепция.
— Это правда, что на роль Бориса вы сначала приглашали Александра Калягина? Но ведь он намного старше своего героя.
— Ну да, я хотел, чтобы он сыграл Бориса — он здесь главный актер, и мне казалось, что он может этим заинтересоваться, а разница в возрасте для меня не являлась препятствием. Дело в том, что по меркам своего времени Борис был очень стар. Но Александр не заинтересовался, и мне предложили Владимира Симонова. Я познакомился с ним и теперь рад, что он будет играть. Объективно говоря, он, конечно, больше подходит для этой роли. Что касается остального распределения ролей, то все было очень сложно. Ведь труппа театра состоит в основном из молодых актеров, очень неопытных, и они не могут играть бояр солидного возраста. И не нашлось ни одного актера, который бы мог сыграть Пимена, поэтому нам пришлось пригласить Бориса Плотникова, которого я знал раньше. Еще раз повторяю, распределение ролей далось мне с великим трудом. В пьесе их более 60, а здесь всего 30 с небольшим актеров, поэтому приходилось назначать одного актера на две или даже на три роли.
— В Москве не так давно вышел спектакль «Борис Годунов» — как раз современная интерпретация молодого режиссера Богомолова.
— Я видел этот спектакль.
— Какие ваши впечатления?
— Это своеобразная фантазия господина Богомолова, и с Пушкиным она не имеет ничего общего. Кроме того, бесконечные включения поп- и рок-музыки... — я не считаю это возможным в сочетании с Пушкиным. Потом эти бесконечные видеопроекции, которые технически очень плохо исполнены. Я считаю, что это какая-то недозрелая, неосмысленная работа мальчика, не достигшего половой зрелости. Но, как ни странно, публике это нравится, боюсь, больше, чем может понравиться мой «Борис». Но если кто-то хочет увидеть «Бориса Годунова» Пушкина, то надо приходить на мой спектакль.
— Последний вопрос. Сейчас все спрашивают друг друга, особенно обращаются к авторитетам: «Что будет с Россией?» Ваш прогноз, на примере русской истории, с которой вы сейчас работаете?
— Никакого представления не имею, но вообще есть два варианта: или Россия будет ориентироваться на правила, признанные мировым сообществом, либо она откажется от общепринятых правил и окажется в изоляции с кучей проблем, которые на нее обрушатся. Но Россия не раз на протяжении веков бывала в аналогичной ситуации, может, эта ситуация и теперь каким-то образом разрешится. Страна не впервые попадает в изоляцию: сталинская Россия не имела контактов со всем миром.
— Может быть, еще и Гришка Отрепьев появится?
— Вот об этом мы лучше не будем говорить.
