История оставила нам снимки огромной очереди, змеей опоясывающей Манеж, — там, кстати, среди прочих работ выставлялась и «Вечная Россия». У Глазунова еще не было никакой галереи, но независимые рецензенты уже тогда, на рубеже 80–90-х, называли творчество Ильи Сергеевича «объединительным и спасительным», способным «нести огонь веры и надежды» в период хаоса и мрака распада великой державы: «один философ сказал, что молодость — это способность совершить подвиг; и в этом смысле Глазунов всегда остается молодым».
— Илья Сергеевич, понятно, что галерея — дело всей вашей жизни...
— Дело всей моей жизни — творчество и общественное служение. Я счастлив и благодарен, что могу показать мои работы.
В основанной мной около 30 лет назад Российской академии живописи, ваяния и зодчества, ректором которой я являюсь, — продолжает Глазунов, — мы стараемся сохранить высокие заветы реализма русского и европейского искусства. И я удивляюсь, что, например, в Петербургской академии — Институте имени Репина, которую я окончил, сейчас в учебную программу молодых художников не входит классическое рисование с гипсов, равно как и изучение технологии старых мастеров — копирование в Эрмитаже и Русском музее.
— Я помню, как еще в 80-е художники в морг ездили рисовать мышцы, и никто не спрашивал — хочу или не хочу, это входило в образовательный минимум.
— Я согласен с вами: художнику необходимо знать анатомию. Врубель говорил, что «анатомию надо знать так хорошо, чтобы никогда не вспоминать о ней». Кстати, я рад, что недавно получил в подарок свою работу первого курса — рисунок с гипса головы Геракла. Рисунок лежит не только в основе живописи, но и в основе вершины мастерства — создания картины. Как редко увидишь на современных выставках прекрасно скомпонованные и хорошо написанные произведения!
...Кстати, не так давно в Манеже проходила выставка студентов и выпускников Академии Глазунова — посетителей было видимо-невидимо. Илья Сергеевич:
— Я скажу словами НЕ любимого мною поэта Маяковского: «Я — художник, и этим интересен». И как художник счастлив, что мое искусство, моя галерея — одна из самых посещаемых в Москве. Задача художника — будить современников величавыми образами духа. Люди жаждут духовности настоящего искусства. И я с благодарностью вспоминаю Исаака Бродского, который в начале 30-х годов прошлого века возродил уничтоженную авангардистами академическую школу реализма, пригласив туда преподавателем даже белоэмигранта Ивана Билибина! (К слову, Билибин, вернувшись в Союз из Парижа, умер спустя несколько лет в блокадном Ленинграде.)
— Вы сами вышли из блокадного Ленинграда...
— Да. От голода погибли мать, отец и все близкие родственники. Через Дорогу жизни, пролегавшую по льду Ладожского озера, меня, одиннадцатилетнего, вывезли из города в глухую новгородскую деревню Гребло. Там я работал на колхозных полях... Потом блокада была снята, я вернулся в пустынный родной Ленинград. Поступил в художественную школу при Институте имени Репина Академии художеств СССР (академия тоже только вернулась из эвакуации, из Самарканда). И помню, как в школу заходил Игорь Грабарь — небольшого роста, точь-в-точь как на дружеских шаржах Серова, — вынимал свою папочку и показывал нам репродукции Веронезе, Микеланджело, Тициана... С каким любопытством и благоговением мы ему внимали: с нами, мальчиками, Грабарь по-взрослому говорил об искусстве...
— То есть была серьезная школа...
— Причем дореволюционная, прошу заметить. И именно эту, дореволюционную, великую традицию я внес в основанную мною Академию живописи, ваяния и зодчества, которая, по мнению многих авторитетных экспертов, является сегодня последним бастионом русской и европейской художественной школы. А школа — это крылья для художника. Когда ты имеешь за плечами ступени пройденного мастерства — дальше можешь делать все что хочешь, идти по избранному тобой пути... И у нас потрясающие художники рождаются.
— Но этих потрясающих мало кто знает.
— Это серьезная проблема. Сегодня в моде то, что по ошибке называется «современным искусством». Хотя это «современное» выросло из коминтерновских ростков 20-х революционных годов с их иконой — «Квадратом» Малевича... Современные художники всегда работают для своих современников. Но почему сегодня антиискусство, с их инсталляциями и перформансами, называется искусством, да еще и современным? Искусство вечно и должно быть понятно всем, как мы сегодня понимаем музыку Баха, картины Веронезе, творения Шекспира. Как небо может быть современным? Небо — вечно. И искусство должно быть таким же. Наше время — осмысленное через традицию, когда поле битвы добра и зла есть сердце человека, — и является содержанием современного искусства, выраженным в форме объективно существующего мира. Это и есть духовный реализм, который всегда современен. А талантов в России — больше, чем где бы то ни было. Однако никакой поддержки реализма сегодня нет — ни государственной, ни меценатской...
■ ■ ■
К вопросу о традициях: Глазунов назвал Васнецова былинным богатырем русской живописи, Врубеля — ее проникновенным мистиком и стилистом, а Нестерова — третьим из «соборян», который как никто сумел выразить всю трепетность и чистоту православной души... и отзвуки их кисти мы слышим, переходя из зала в зал.
Свое художественное кредо Глазунов декларировал как отход и от абстракционизма, и от натурализма: «В живописи важны два понятия — как и что. Причем первично ЧТО — что именно хочет сказать художник. А КАК — это и есть форма его искусства. КАК — вторично, но авангардистских трюков я не приемлю, равно как и фотографического натурализма...»
— Картины, которые вами написаны, в основном и представлены в галерее?
— Да что вы, — отвечает художник, — множество вещей разбросаны по всему миру: в одной Франции работ 60, много в Германии, Испании, в США, в Англии, Финляндии, в Японии, Лаосе... а сколько их по стране?..
Уточним, что в галерее хранится 1251 произведение Глазунова; вообще же живопись и графика мэтра находится в фондах 55 музеев России, Украины, Беларуси, Казахстана, Узбекистана, Дагестана, более чем в 10 странах Европы, Америки и Азии.
Кстати, есть идея — в недалеком будущем собрать воедино (из разных уголков России-матушки) рисунки к легендарной серии «Достоевский» и показать их отдельной выставкой, снабдив комментариями. Ведь известно же, например, что артист Юрий Яковлев делал свой образ Идиота (и грим в том числе) именно под впечатлением от глазуновского портрета князя Мышкина.
Графический цикл к Достоевскому — целый пласт в жизни художника: «Взять хотя бы иллюстрации Добужинского, воспевающего Петербург, — писал Глазунов в своей книге «Россия распятая», — это великая честь «посоревноваться» с теми художниками, которых трепетно любишь, но я хотел решить задачу по-другому: не город и человек, а человек и город. Старался увидеть Настеньку, стоящую у решетки канала, где на противоположном берегу навис мост со знаменитыми львами. Хотел вблизи, в упор показать лицо героини, которая ждет своего Мечтателя... то есть работал, обуреваемый желанием сделать психологический образ, каким он мне представлялся у Достоевского».
Кстати, сейчас в рамках цикла «Образы русской литературы» присутствует несколько работ Глазунова 2014 года — это рисунки, созданные вновь вместо утраченных к произведениям Мельникова-Печерского; кстати, выставка очень интересно решена — каждый рисунок снабжен выдержкой из произведений автора, а в глубине зала стоят два манекена в народных костюмах описываемого времени.
— Что же касается времени возникновения галереи, — продолжает Глазунов, — все эти многочисленные крупноформатные работы хранились прежде на валах — в ящиках, в подсобных помещениях... Экспонировались они только на выставках, и самое грустное чувство возникало после Манежа, когда сначала ты видишь эту опоясывающую очередь, ажиотаж, поздравления, а потом тебе говорят: «Ваша выставка закрывается» — и веревки свисают со стен, будто после казни...
...Но случилось так, что Илья Сергеевич все свои работы решил подарить Отечеству. В этот момент, кстати, он только закончил интерьеры в Большом Кремлевском дворце — ему помогали сын Иван Глазунов, Владимир Штейн и Олег Штыхно: все они сейчас стали известными художниками и преподают в Академии Глазунова. А тогда, более десяти лет назад, власти решили пойти навстречу художнику в его инициативе и стали подыскивать здание для размещения музея...
— И помню, как мы впервые вошли сюда, — фактически это был не дом, а руина. А когда-то в этом самом Доме науки и техники на Волхонке, 13, была моя выставка. И я как человек, выросший в Петербурге и любящий архитектуру, сам создал проект как внутреннего убранства, так и экстерьера; пристроили ротонду... Сегодня здесь располагаются четыре моих основных цикла — «Русская история», монументальные работы, «Жизнь города», «Образы русской литературы», а также портреты современников.
...Что ценно отметить — галерея оборудована для нужд людей с ограниченными возможностями, и, в отличие от иных музеев, инвалиды могут посетить не только первый этаж: есть и лифт, и пандусы; более того — специализированные экскурсионные программы.
■ ■ ■
А вообще галерея живет полной жизнью — постоянно проводятся фестивали, концерты классической музыки, научные конференции и семинары.
— Мало того, — рассказывает директор галереи Инесса Орлова, стоявшая у ее истоков 10 лет назад, — еще мы взяли за правило размещать репродукции картин Ильи Сергеевича в детских больницах и там проводим занятия с детьми, которые не могут посетить галерею.
...Школьники любят приезжать на Волхонку, 13, — здесь проходят «музейные уроки». Есть на выбор обширный экскурсионный цикл — от «Образов Древней Руси» до «Мира твоей картины».
— В «Ночь музеев» галерею посетило более 5 тысяч человек. Отдельная история — уже ставшие традицией ежемесячные общедоступные музыкальные собрания, рассчитанные на малообеспеченную публику, — говорит замдиректора Светлана Колотовкина.
...Выходя из музыкального салона, я сразу же позвонил Денису Мацуеву с предложением проводить на базе Галереи Глазунова концерты лауреатов его юношеского конкурса в Астане — тем более что в зале на триста мест очаровательная акустика и прекрасный новенький «Стейнвей».
■ ■ ■
И напоследок — самое интересное. В работе у Ильи Сергеевича сегодня — три масштабных исторических полотна сродни «Вечной России».
— Хочу сказать главное, — говорит Глазунов, — я предан своей стране, никогда не хотел покинуть ее. Погружение в историю державы, осмысление этой истории — моя главная миссия. И первое, что я напишу, — это картина под условным названием «Первая мировая война и ее последствия для России». Приблизительный формат — три метра на шесть... Сейчас работаю над эскизами.
— 3x6? Ого, только холст подготовить — какого труда стоит!
— Вы даже представить не можете, какая это проблема. Ныне невозможно заказать льняной холст большого размера. А те, которые производят, — шириной не более чем 2 м 10 см. А мне нужно 3 м 20 см! Вторая картина будет посвящена последствиям Второй мировой войны и преобразованию мира.
— А третья?
— Третье полотно — самое сложное. В данный момент обдумываю эскиз картины, которая должна отразить наше сложное время. И понятно, что многих охватывает тревога, что мы находимся на пороге неких катастрофических, решающих мировых событий… Помимо масштабных полотен я много работаю — сейчас, например, заканчиваю картину «У дороги». Одинокий человек греет руки у затухающего костра. Над ним ночное небо с мириадами звезд…
— И кстати, — завершает художник, — готовится к печати моя исследовательская книга «Погребенная правда», над которой я работал много лет, — книга о происхождении индоевропейских народов...
...Так что в некоем обозримом будущем ждем премьер и не сомневаемся, что анонсированные полотна Ильи Сергеевича вызовут взрыв любопытства среди людей, жаждущих ответа на непростые вопросы.
