До этого фанаты разорились на бокс-сет «Вернись в Сорренто» (очередной в серии нарядных переизданий главных альбомов группы) и уже снова ждут продолжения банкета. «ЗД» ждать не стала, а пока есть много поводов, отправилась поздравить «АукцЫон» с очередным юбилеем и пообщаться с одним из двух фронтменов группы Олегом Гаркушей. Артист признался, что уже родился странным во всех смыслах, и объяснил, почему «АукцЫону» рано уходить со сцены и уже почти не надо репетировать.
— Олег, скажите честно, юбилеи для «АукцЫона» — повод лишний раз напомнить о себе поклонникам или реально значимые исторические вехи?
— У нас нет потребности специально заявлять о себе: мы устраиваем праздник поклонникам на каждом концерте вне зависимости от того, юбилейный он или нет. И не наша задача придумывать инфоповоды, чтобы кого-то завлечь. Просто сейчас так сложилось, что у нас идет череда важных круглых дат. И это приятно, что «АукцЫон» все играет и играет.
— Но вы же отмечаете день рождения не каждого альбома?
— Нет, конечно. (Смеется.) Просто есть те, которые особенно запомнились, стали знаковыми. Таким стал, простите за выражение, альбом «Жопа» и еще «Птица». Именно они, потому что это действительно хорошие пластинки. А официально первым в нашей дискографии стал именно альбом «Как я стал предателем», а не «Вернись в Сорренто», не «Д'обсервер», не «В Багдаде все спокойно», которые записывались и должны были выйти раньше. Причем пластинка была выпущена не только в России, но и во Франции, и на всех носителях, мыслимых и немыслимых, — на небольших кассетах, на маленьких, больших пластинках и даже на CD, которых еще в нашей стране вообще не было.
— Есть сколь расхожая, столь и банальная «мудрость» о том, что со сцены надо уходить вовремя. Как вы к этому относитесь?
— Если нечего сказать, если физически ты уже совсем не можешь ничего делать, то, наверное, стоит уходить. А если у тебя есть мысли, сила и песни пишутся, почему ты должен удаляться на покой? Значит, еще рано.
— Судя по тому, какого жару вы даете на концертах, вам еще точно не стоит об этом задумываться. В чем секрет долголетия «АукцЫона», сумевшего надолго пережить золотой век андеграунда не то что без потерь, а даже с большими приобретениями? Словно по завету БГ — «рок-н-ролл мертв, а мы еще нет»...
— Прежде всего это зависит от людей, которые играют. У нас этих людей в составе много. Все они разные, со своими тараканами в голове. Но при этом, когда они все собираются вместе на сцене, получается очень мощно. Это и есть настоящий коллектив, где все кусочки пазла собраны точно и верно. Если один человек тычет всем в нос своей гитарой или солист выпячивает себя, показывая, что он главный, ничего не получится. Важны все участники — разные и интересные, своеобразные люди. В совокупности получается хорошая и интеллигентная команда.
— А вы себя лично чем внутренне подстегиваете, когда заставляете поклонников часами наблюдать за своими странными и порой однообразными плясками?
— Это просто, наверное, мое необъяснимое внутреннее состояние — если формулировать красиво, близкое к космическому или к оргазму. Хотя, по моим ощущениям, оргазм и рядом не стоит по сравнению с тем, что я испытываю на сцене от музыки и своей игры. Понимаете, как бы пафосно это ни звучало, ощущения эти необыкновенные, их не передать словами. Соответственно, мое состояние передается и людям. Они не слепые, они все видят, а главное — чувствуют, резонируют. Я же не просто кривляюсь. Честно признаться, я вообще не люблю, когда люди кривляются и полностью уходят в подражательство чему-то или кому-то. Точнее, подражать можно. Умеренно. Но кривляние — это уже другое. Как в театре, когда человека называют «актером актеровичем» — это ведь не очень лестно... Поэтому нужно просто слушать себя. Я вот с рождения такой — спасибо Богу, маме и папе, что я получился странным во всех отношениях. А с танцами все начиналось очень давно, еще с дискотек, где я был диджеем, ставил пластинки, пленки и пускался в пляс после каждой песни. Еще был ансамбль народных танцев в пионерлагере... Он тоже сыграл свою роль.
— По вашим ощущениям, вы с Леонидом Федоровым дополняете друг друга или между вами существует внутренний конфликт?
— Да нет, у нас никогда не было никаких конфликтов, несмотря на нашу разность. Конечно, мы спорили, иногда чуть ли не до драк. Но выяснения отношений в стиле «кто круче» у нас, слава Богу, никогда не было. Изначально, когда я спонтанно появился на сцене (Федоров даже не помнит, кстати, как это было), мне просто нужно было произнести несколько фраз из своих стихов. Я это сделал как мог — в крике и танце. Федоров посмотрел на это и сказал: «Всё. Мы нашли». И я остался. А до сцены я колонки таскал, всякие провода, был звукооператором... А потом вот так неожиданно определилось мое место в группе. Безусловно, это странно, когда человек, не имеющий ни слуха, ни голоса, становится участником музыкальной группы, но в данном случае это привнесло если не изюминку, то точно создало живой видеоряд, я бы так сказал, не просто мельтешение, а осмысленную картинку, в которой либо описывается та или иная песня, либо рождается своя история, созвучная ей. Не буду хвастаться, но практически все говорят, что если бы не было меня, не было бы «АукцЫона». Конечно, «АукцЫон» бы был, но с совсем другой историей. Мне сейчас об этом даже думать не хочется. Большинство моих движений на сцене — импровизация. Есть, конечно, определенные точки, на которые закреплены соответствующие движения, но мне никогда не хочется повторяться. В принципе, и все песни «АукцЫона» всегда звучат по-разному. Например, композиция на одном концерте может длиться три минуты, на другом — пять, а на следующем — десять. Так что и у меня творческие задачи, как вы понимаете, всегда разные.
— Куда сейчас движется «АукцЫон»?
— Не могу точно ответить на этот вопрос. Все как прежде: то есть мы играем-играем-играем, и каждый раз из этого рождается что-то новое. Хотя, честно признаюсь вам, «АукцЫон» уже почти вообще не репетирует — за годы наработали внутреннюю связь.