Сцена малая. Занавес тонкий, легкий, красный, мятый и больше похож на флаг.
— Они что, погладить не могли? — удивляется вслух какая-то дама, занимая место по центру первого ряда. Цены на такие места не из дешевых, и за свои деньги требовать удовольствий (визуальных и содержательных) зритель имеет полное право. Но, зная постановочную часть МХТ, предполагаю, что занавес замят не случайно.
Прямо у сцены стоят пять круглых столиков под скатертями и с лампами под абажурчиками. Оркестрик занимает место справа от сцены и, пока публика рассаживается, наигрывает нечто приятное, обязывающее исключительно к приятно-безответственному времяпрепровождению. Часы над занавесом показывают 19.14, и в Художественном начинается 1914 год.
Впрочем, не сразу. Сначала перед занавесом как черт из табакерки выскакивает эдакий развязный хлюст в красном же костюме (тройка с блестящим жилетом) и белым пластырем на лбу. Конферансье-пошляк, не сомневающийся в тонкости своего юмора, несет нечто вроде:
— Вы еврей? — обращается к кому-то в зал. — Боюсь, кому-то придется покинуть зал. Ха-ха!
— Под пластырем у меня слово из трех букв, но произносить их теперь не позволено, можно пострадать. Лучше я расскажу вам про эрцгерцога Фердинанда. Он как-то ехал с женой...
Непрошибаемый наглец, душка в красном, пугающий женщин бальзаковского возраста... Душка верткий, ловкий, злой, порочный и нехороший мальчик. Но на которого так хочется смотреть (как взлетает на подвешенную над сценой конструкцию, отороченную праздничными огнями по всему периметру) и слушать (как поет, сидя на конструкции в профиль к залу, картинно закинув голову). И даже местами сомнительный и несколько затянутый текст его первого монолога прощается — обаяние, причем отрицательное, действует безотказно.
Спектакль «19.14» — дебют режиссера Александра Молочникова. Он из поколения, чьи родители не знали Второй мировой войны. Что уж говорить о Первой?
«Что вообще известно людям моего поколения об этой войне кроме того, что она началась с убийства эрцгерцога Фердинанда? — пишет Молочников в программке к спектаклю. — Кроме того, что на ней впервые был использован отравляющий газ? Что скрывается за понятием «великая окопная война» кроме того, что мы прочитали в романе Ремарка «На западном фронте без перемен»? Эти вопросы и вызвали у меня интерес к этому событию, перевернувшему устойчивый порядок вещей».
Интерес воплощается в весьма жесткой форме, хотя и завернутой в легкомысленную кабаретную обложку. Вроде как музычка, шуточки, песенки, сценки, короткие диалоги. Никакого психологизма и глубины в истории между французами и немцами, в 1914-м попавшими на фронт фанатиками-патриотами, а закончившими войну опустошенными или же совсем безумными.
Но за час с небольшим пазлы из музыки, песен, неуклюжей пластики, скетчей у Молочникова и компании складывается в занятную картину, но жутковатую. И жуть эта не только в рассказе об окопных вшах (танец-чесотка, не путать с чечеткой), не в рассуждениях о войне под устрицы в ресторанах одних людей, когда другие в это же время гниют в грязи... Удача этой работы прежде всего в удивительном соответствии заявленному жанру — кабаре, жанру совсем не простому. Где есть (а не обозначен) конферансье, и Артем Волобуев, только с прошлого года работающий в МХТ, стал безусловным открытием спектакля. Где музыка (композитор Роман Берченко) — не фон, а участник с хорошим музыкальным составом. Где лаконичная декорация (Николай Симонов) эффектно вписана в малое пространство, где 11 артистов работают на одном дыхании.
И наконец, текст (Молочников, Александр Архипов, Всеволод Бенигсен) о прошлом постоянно отсылает к происходящему сегодня — у нас и в мире. А благодаря стихам Дмитрия Быкова, написанным им для зонгов, кабаре «19.14» выглядит кабаре политическим. Во всяком случае, когда в финале Артем Быстров блестяще исполняет зонг с припевом «Мир, мир, мир...», становится страшновато от вида из Первой мировой на третью.
Надо сказать, что еще в начале прошлого века МХТ имел опыт кабаре: его режиссер Никита Балиев с актерами открыли знаменитую на всю Москву свою «Летучую мышь». Похоже, без малого чрез сто лет кабаре в Художественный может вернуться.
