— Анонсировать грядущий проект — дело крайне неблагодарное, — говорит г-н Кончаловский, — но раз решились... За дело возьмемся в самом скором времени — сначала масштабный кастинг (ноябрь), с января — репетиции.
Тут важно вкратце дать предысторию. Задумка поставить «Преступление» в музыкальном ключе родилась еще в 1970-е годы, и, собственно, уже тогда сложился великолепный ансамбль из Кончаловского, Артемьева и Ряшенцева (либретто), — причем режиссер обивал пороги Театра киноактера, договариваясь о площадке, уговаривал композитора вообще за это взяться (поначалу Артемьев отнесся к идее весьма скептически). Шли годы; постепенно на свет божий явилось пространное полифоническое межжанровое произведение на четыре с лишним часа...
— Те люди, для которых писалась первая версия оперы — долгая, глубокая, — уточняет Андрон, — они уже состарились, стали пенсионерами. А мы должны ориентироваться на молодую публику, которая в корне изменилась. Дай бог, если современные юноши и девушки хотя бы слышали о такой книжке и о таком авторе. Хотим мы того или нет — читающий слой уходит...
— И дело не только в чтении, — добавляет Швыдкой, — времена изменились; если на улицу посреди бела дня выходит человек с карабином, расстреливает множество человек и говорит, что «в душе у него ад», то на фоне всего этого Раскольников кажется таким добрым и нежным.
Еще три года назад Кончаловский решил устраниться от материала, передав режиссерские бразды любому, кто это бы потянул — все-таки жалко стольких лет наработок. Но... так никто и не вознамерился ставить, — и Кончаловский скрепя сердце решил довести проект до конца. Дав понять Швыдкому и Давиду Смелянскому (идеологам Театра мюзикла), что легко с ним не будет.
— Что делать, — вздыхает Михаил Ефимович, — за удовольствие работать с таким трио надо платить. Вот пусть «Золушка» деньги и зарабатывает...
Так что мы имеем в сухом остатке спустя два года «корректировки»? Никаких изначальных четырех с половиной часов, конечно, не будет. Новая версия будет рассчитана максимум на два с половиной. Музыка перелопачена совершенно по-новому, как выразился Артемьев, — «это две разные оперы». Теперь по жанру: никто из творцов так и не решился назвать опус Артемьева мюзиклом в чистом виде; и это не рок-опера.
— Точнее будет — просто музыкальный спектакль, — рассказывает Кончаловский, — и нет смысла обсуждать сейчас какие-то детали: все держится на двух характерах, и пока я не найду этих двоих — Соню Мармеладову и Родиона Раскольникова, — ничего не будет.
— Четырех, Андрон, четырех, — грустно улыбается Швыдкой, — ты представляешь — что такое играть одним составом 30 дней подряд? Да никто из артистов этого не потянет. Надо хотя бы еще двоих «в очередь»...
При этом Швыдкой намекнул, что декорации к «Преступлению» изначально будут делаться в мобильном варианте, дабы — в случае успеха — выходить с Достоевским и на другие площадки города, вплоть до гастролей по миру. Однако в любом случае «Преступление» будет считаться не какой-то там выездной антрепризкой, но абсолютно репертуарным спектаклем Театра мюзикла.
«Казалось бы, — подумает читатель, — а в чем проблема найти Соню, Родиона, — вон у нас сколько талантливых студентов-вокалистов в ГИТИСе?»
— Хочу вам доложить, — ответит на это Швыдкой, — что в Москве всего 300–350 артистов, которые умеют и могут работать в жанре мюзикла. Их всех мы знаем. Они переходят из проекта в проект, играя повсюду — у нас в ТМ, в Театре оперетты, в «Стейдж Интертеймент». Мы знаем их лица, характеры, их возможности... И их совсем недостаточно, это огромная проблема. Поэтому сейчас хотим провести всероссийский кастинг (с помощью одного из телеканалов), ведь дело предстоит очень непростое: мало того что актер должен петь и танцевать — он должен показать свою сильную драматическую сторону, без которой ничего не состоится... короче, он должен понравиться Кончаловскому.
Андрон уточнил также, что действие будет перенесено из Петербурга XIX века в некое петербургское безвременье, в котором будут угадываться черты прошлого, нашего с вами настоящего и даже будущего (трех веков).
— И это более честный проект в том смысле, — говорит Кончаловский, — что теперь нам не надо, как в 1970-е годы (когда еще был Ленинград), стилизовать спектакль под «ту жизнь». Теперь мы снова называем Петербург Петербургом — снова вернулись в этот единственный европейский город с его язвами и недостатками... И вот что важно: сам Достоевский был не против театральной версии «Преступления» и даже с изменениями в сюжете, но с тем условием, чтобы главная идея не ушла. А ведь он любил своего Раскольникова, очень переживал за него. За его выбор, его несчастье... А вот потом из этого выбора между долгом и идеей выросла целая европейская философия, включая сюда концепцию Ницше...
