К началу театрального сезона местное министерство культуры «порадовало» театр сообщением о сокращении финансирование вдвое. Секвестрирование коснулось и знаменитого фестиваля документального кино «Флаэртиана», проходившего в Перми в эти дни. В городе идет сбор подписей под воззванием не допустить урезания бюджета театру, который с 2011 года возглавляет Теодор Курентзис. Так что захватившие его в «Дон Жуане» идеи оказались созвучны культурному контексту Перми.
Постановочный коллектив Don Giovanni собран со всего мира. Режиссера Валентину Карраско из Аргентины и итальянского сценографа Эстерину Зарилло привлекла идея поместить Дон Жуана в мир манекенов и пациентов ортопедического кабинета, облаченных в корсеты и бандаж. Пластиковые тела уложены на стеллажах, напоминая «Сад земных наслаждений» Иеронима Босха: в разных позах, отдельно руки и ноги, кто сидя, кто лежа. С колосников спускается штанкет с подвешенными манекенами. Среди сонма мертвецов один лишь Дон Жуан свободен и жив. Как заведено в современном европейском театре, использованы завоевания современного видеоарта. Кинопроекция на прозрачном занавесе эффектно дополняет происходящее на сцене. Постановщиков вдохновили сюрреалисты, вскрывавшие смысл потаенных желаний и бессознательной природы человека.
Солисты собраны со всего мира. И это не новость для Перми эпохи Теодора Курентзиса. Достаточно заглянуть на сайт театра, чтобы увидеть разнообразный список приглашенных вокалистов из США, Украины, Южной Африки. Вот и здесь партию донны Анны исполняет польская солистка Ивона Соботка, Командора — норвежец Мика Карес. Дон Жуаном попеременно становятся Симоне Альбергини, спевший на премьере, и вышедший на следующий день итальянец Андре Шуэн — более молодой и субтитильный юноша. В нем нет мощной мужской энергии. Он слишком сладок для этого героя, что не мешает разнокалиберным дамам терять голову. Теодор Курентзис считает, что Дон Жуану важна гонка. Он не может принадлежать одной женщине. Он ни у кого ничего не отнимает, берет, но многое дает. Все дамы стремятся заполучить его в собственность, а когда это не удается, начинают ненавидеть. Дон Жуан срывает с краткосрочных возлюбленных корсеты. Они и сами их сбрасывают, как подвязки, обретая освобождение. А потом не могут успокоиться.
Оркестр MusicAeterna оснащен аутентичными старинными инструментами, и это отдельная кропотливая работа, позволившая услышать Моцарта в первозданном виде. Кое-кто из музыкантов наутро завтракал в той же гостинице, что и мы. Значит, тоже заезжий гость. На спектакле остро чувствуешь нехватку третьего глаза, чтобы не только следить за происходящим на сцене, но и за стоящим за дирижерским пультом Теодором Курентзисом. Трудно сказать, что он чувствует: властвует над залом или же становится беззащитным, отдаваясь на откуп Моцарту. Удивительно, но его профиль напоминает очертания одной из скульптур знаменитой деревянной пермской коллекции. Откуда там взялся греческий лик — абсолютная загадка. Теодор любит публику и себя на публике, эффектно выглядывает из оркестровой ямы. Его разворот в сторону зала — отдельный постановочный номер.
Предложенная концепция, особенно визуальная, способна стать верхом пошлости. Но этого не происходит. Только однажды в Don Giovanni перешли допустимую грань, когда Церлина в исполнении Дарьи Телятниковой обратилась к Мазетто: «Пощупай меня вот здесь». Она указывает на свое причинное место, снимает зеленые трусы и размахивает ими. Поют в Перми на итальянском. Лишь русские субтитры в деталях свидетельствуют о происходящем. Мазетто, как и прочие, скован корсетом, но ему совсем уж не повезло — пострадали «интимные места».
В какой-то момент в партер врывается пестрая толпа трансвеститов в парчовых платьях и лосинах, мужчины на каблуках, гопники в куртках и шапках. Выясняется, что пермские трансвеститы — это крестьянки. Появляются и другие персонажи, похожие на индейцев, существо в желтых туфлях — то ли Барби, то ли Мальвина. Курентзису важно вывести всех этих героев под флагом свободы. Они и выйдут в финале с растяжкой, на которой написано «Viva la Libertа!». Все имеют право на жизнь.
Лепорелло (Гарри Агаджанян, приглашенный солист из Екатеринбурга) разъезжает в тележке из супермаркета, а потом пожарит на мангале шашлык, обмахивая его бумажной одноразовой тарелкой. Рядом, как на смертном одре, возлежит манекен в костюме Дон Жуана. Вокруг «бездыханного тела» — нечто вроде скорбящих родственников. Но и те манекены. Сам Дон Жуан — живой и пока невредимый — расположится поблизости на пикнике с бутылочкой вина. Он аппетитно съест шашлык из фазана, пока Лепорелло смотрит телевизор. Потом появится Командор в клешах и на ходулях. Он настоящий исполин. И час расплаты неминуем. Инвалиды всех мастей, с перевязанными головами и конечностями, вооруженные костылями, расправятся с Дон Жуаном: напялят на него корсет, чтобы навеки успокоился и был как все — мертвецом. Театр все чаще превращается в аттракцион. Это привлекает широкую публику. Удивительно, как удается солистам справляться со своими прямыми задачами, невзирая на мешающие им корсеты, замотанный клейкой лентой рот. Но в спектакле есть главное — энергия и жизнь, хотя иногда не мешало бы во время остановиться.
