Место массовой встречи наших соотечественников и американских театралов на минувшей неделе — 55-я улица. Как и все другие на Манхэттене, она - в узкую-узкую полосу и движение по ней тащится еле-еле, намного хуже чем в Москве. Поэтому многие приезжают в театр на метро или приходят пешком.
Вот идет Михаил Барышников - невысокий, немолодой, такой ... узкий, то есть очень стройный, с прямой спиной. В руках темно-синяя бейсболка, хотя на нем строгий темный костюм. Звезда с мировым именем не привлекает к себе никакого внимание (без темных очков и сопровождения): взял свои пригласительные и отправился с женой в партер. По окончанию спектакля также незаметно растворился в толпе, успев поздравить устроителей гастролей. Подходить к нему бесполезно — известно, что Барышников интервью не дает, на память с артистами и зрителями не фотографируется не зависимо — понравилось ему зрелище или нет.
Зал на 2 тысячи 200 мест полон под завязку. Причем если на первом спектакле — последний, очень высокий балкон пустовал, то на втором там сиротливо смотрелось, может, с десяток мест, а уже к последнему — забито было все, как у нас сказали бы: "висели на люстрах". Зрительская почта, как цыганская делает свое дело - публика или идет или протестует.
Успех у своих объясним многими факторами, в том числе ностальгическим чувством, оторванностью от родины. Я встретила здесь бывших артистов московских театров (Ленком, "Сатирикон", театр Маяковского), по двадцать лет живущих в США — пришли к коллегам и потом поздравляли. Но нашим артистам еще важна оценка американских профессионалов, американской публики. А их было за эти дни немало — для них три экрана с субтитрами.
"Нью-Йорк таймс" уже после второго спектакля вышла с рецензией в превосходных степенях. Цитирую: "Поразительно красивая постановка "Евгения Онегина", сделанная Римасом Туминасом - это страдальческая яркая игра с музыкой и танцами. Есть множество незабываемых сцен. Кружащаяся метель вокруг освещенной фонарем кареты, женщин в белых подвенечных платьях на серебренных качелях. Фата, превращающая невесту в плакальщицу. Отражение в зеркальной стене картины... И здесь мы видим насколько возвышенным и безупречным в искусстве может быть страдание".
Отмечают игру артистов, и что особенно меня радует — молодых. Они во многом делают успех спектакля — Виктор Добронравов, Василий Симонов, Женя Крегжде и Ольга Лерман, Мария Волкова, а не только их знаменитые и опытные коллеги разных поколений — Максакова, Коновалова, Симоновы (Владимир и Рубен), Купченко, Мельникова, Макаров, Кузнецов, Корнева. Уже не говорю о мимансе из восьми поющих танцовщиц и нескольких ребят, один танцор (Павел Тэхэда Кардэнас), другой, замечательно поющий (Валерий Ушаков), — это вообще отдельная история в спектакле. И конечно же, бессловесный, но очень важный персонаж странного домового с мандолиной в исполнение Екатерины Крамзиной.
Именно этот молодой ансамбль пластически и вокально создает тот эмоциональный фон, который дает объем и еще что-то необъяснимо-щемящее этому удивительному спектаклю Римаса Туминаса.
Перед вторым актом миманс в обязательном порядке распевается в комнате на третьем этаже. За пианино в углу — концертмейстер Наташа, а девушки на разные голоса коллективно упражняются:"Ах-ух-ах-ух".
Что поразило в этом нью-йоркском театре — зал огромный с тремя навесными балконами по центру, а за кулисами, особенно справа, места почти нет. Мало того, что сцена меньше вахтанговской и "Онегину" пришлось поджаться в своей зеркальной декорации, так еще от черной кулисы до стены расстояние буквально в шаг. И это не преувеличение — костюмеры с костюмами наготове вжимаются в стенку, и я не понимаю, как им удается в таких условиях помогать артистам переодеваться.
— А сколько по списку в "Онегине" костюмов? — успеваю спросить в момент редкой паузы.
— Сколько? Да под сто будет, — говорит старейший костюмер театра Галина Петровна, — считай: только у Татьяны с Ольгой по четыре платья, а сколько панталон, фраков и фрачных рубашек, шляп, цииндров.... Мне вот надо здесь где-то машинку швейную найти, а то штаны у одного прямо на сцене лопнули.
Узкий коридор меряет шагами Онегин — Алексей Гуськов. Скоро его последняя сцена, и он теперь не то что на первых спектаклях — вещь в себе, а уже может спокойно общаться.
— Да я первые спектакли был в таком коматозе. В середине апреля мне Римас сказал, что хочет ввести меня на роль Онегина. "Вы хорошо подумали, Римас Владимирович?" — спросил я его. А через месяц, в мае, я снимаюсь в картине у Снежкина, мне звонят и говорят, что через два дня играют под замену "Онегина". Как? Я же еще не так готов.
— Когда ты почувствовал, что для тебя спектакль состоялся?
— Здесь, уже на втором появилась свобода. А сегодня я уже сам двигаю внутри его, пробую какие-то вещи. Извини, я пошел.
Алексей шагнул на сцену и только голос слышен: работает на интонациях, они рождают разные чувства — от жалости к старому Онегину до неприятия его.
Людмила Максакова у себя в гримерке — отдыхает перед выходом. Она активно живет в Нью-Йорке: ходит по музеям (несколько раз была в Метрополитен музее) , посетила "Баядерку" ABT балета. Разговаривать с ней одно удовольствие — острый ум, шутит, много знает.
Но вот последний спектакль в Нью-Йорке завершен. В финале зрители кричат, встают с мест. Одна женщина на выходе, слышу, говорит спутнику:"Слава Богу наконец стоящее искусство привезли. Надоели антрепризы". Завтра "Евгений Онегин" отправляется в Бостон, где в театре "Маджестик" даст два представления.
Гастроли проходят при поддержке Министерства культуры России.
