— Вы знаете, что родились в один день с Аркадием Райкиным?
— Да, конечно. И еще в один месяц с Достоевским и с Паганини.
— Серьезное добавление. И какую роль эти люди сыграли в вашей жизни?
— Все они борются во мне, постоянно мешают, наступают друг другу на ноги и раздирают меня на части.
— И вы такой же мизантроп, как Достоевский?
— Пессимизма во мне хватает. Кстати, Достоевский был не менее остроумным человеком, чем Райкин. Все знают его «Преступление и наказание», но у него же еще есть «Крокодил», «Дядюшкин сон», «Село Степанчиково». Это же комедийные, сатирические вещи. Пессимизм свойственен людям, которые занимаются той же профессией, что и я, пытающийся смешить.
— Ну а как у вас с желчью?
— Я не жду ничего хорошего от окружающих. Это тоже черта характера.
— И к своему возрасту надо относиться легко и с юмором?
— Тут уж никуда не денешься, выбора-то нет. Но мне всегда нравились старые люди, старые книги, старые дома, старое кино... И все друзья старше меня. А теперь я сам оказался таким же. Я уже в 14 лет мечтал получать пенсию и быть пенсионером.
— Мечта сбылась!
— Хотя пенсия у меня побольше, чем у среднестатистического пенсионера, все равно это не те деньги, которые могли бы поддержать качество жизни, к которому я привык. Но у меня есть работа по профессии, так что я не жалуюсь на материальный недостаток... Мой нынешний возраст отличается определенностью. Ведь в 30, 40 все-таки впереди какая-то неизвестность. А тут понятно, что будет завтра.
— Но в 30 бывает счастливая неопределенность, а когда начинаешь осознавать эту ясность, то, наверное, думаешь, что лучше бы ее и не было?
— Да нет, скучно же жить вечно. Чем дольше человек живет, тем меньше вокруг него остается друзей, близких людей, с которыми он может разделить свои воспоминания. В моем возрасте подружиться с новыми людьми трудно, потому что нет иллюзий по поводу человечества. Да и неохота, потому что дружба — труд довольно тяжелый, требующий много времени и здоровья. Самый одинокий человек на свете — это, наверное, Господь Бог. Потому что он вечен и бессмертен, и думаю, что Ему там скучно.
— Помню, Кончаловский говорил, что когда к нему подходит какая-то сгорбленная старушка и говорит, что они вместе учились, ему становится не по себе. К вам не подходили такие старушки?
— Кончаловский строит из себя мачо по жизни, молодится. А мне старики гораздо интереснее, чем молодежь. Оболочка же человеческая — в принципе, большая иллюзия, хотя, конечно, можно себя обманывать. Бывает отвратительная молодость, а бывает прекрасная старость, очень красивая, достойная. Вот я восхищаюсь старыми американскими актерами, такими как Джим Хэкман. Или де Ниро, Николсон, Аль Пачино. Они так старятся, что можно позавидовать. Вот и моя задача — состариться хорошо, красиво.
— Вы сказали, что Хэкман недавно женился. Надеюсь, ни на что не намекаете?
— Нет, конечно. Тут мне Марина, жена, подсказывает, что нужно больше оптимизма. Я не могу себе представить рядом другую женщину, не знаю, о чем с ней разговаривать. Ну как оказаться рядом с другой, от которой у тебя нет ни детей, ни внуков? И что с ней делать?
— Может, хвалиться и не очень хорошее качество, но чем бы вы могли похвалиться в своей жизни?
— У меня очень умная дочь Саша. Она арт-обозреватель модного журнала, продвинутый критик, искусствовед. И еще могу похвалиться, что, дожив до 65 лет, не припомню момента, не считая далекой молодости, когда бы я был не востребован, обивал пороги в поисках работы. Что, в принципе, довольно неплохой результат.
— Лев Юрьевич, все мы люди, поэтому совершаем забавные, нелепые и глупые поступки. Скажите напоследок: какова ваша самая большая глупость в этой жизни?
— Видимо, когда сделал слишком большую ставку на комбинацию, которая не принесла выигрыш.
— Вы игрок?
— Да, самая моя большая глупость — игра в карты.