Не знаю, как вас, а меня просто коробит, когда слышу, как уродуют русский язык. Особенно часто коверкают язык в рекламе, в репортажах корреспондентов из-за рубежа, а также когда речь заходит о жизни в других странах. Невольно думаешь, что человек по ту сторону экрана либо плохо учился в школе, либо, живя за границей, начал забывать родной язык. Зачем засорять речь иностранными словами, когда есть уже давно и прочно устоявшиеся в русском языке эквиваленты? Отчасти потому, что при переводе с иностранного или рассказе о жизни за рубежом иногда проще и быстрее слепить кальку, чем рыться в памяти в поисках подходящего русского аналога? Особенно, если после школы там мало чего задержалось.
В связи с этим мне припомнились встречи с Александром Евгеньевичем Кулаковым, американцем русского происхождения, ныне покойным. Сын эмигрантов первой волны, покинувших Кубань в 1918 году, он почти всю свою жизнь провел в Америке, в Калифорнийском городке Менло-Парк, где с нуля поднял большой строительный бизнес. И хотя почти вся его жизнь прошла в англоязычной среде — до 1990-х он не прожил в России и дня, и английский для него был вторым родным, я был поражен, насколько правильна его русская речь. Александру Евгеньевичу ни на секунду даже в голову не приходило, разговаривая по-русски, вставить иностранное словцо или кальку из английского. Я тогда подумал: вот у кого нужно учиться бережному отношению к родному языку.
Вспомним плеяду замечательных советских переводчиков Риту Райт-Ковалеву, Марию Лорие, Евгению Калашникову и других. Они всегда находили в великом и могучем точные слова для самых труднопереводимых зарубежных реалий безо всяких иноземных заимствований, не уродуя и не засоряя русский язык. Беря в руки их переводы, ощущаешь игру разума, особенно, если перед твоим лицом английский и русский тексты. Именно поэтому мы когда-то зачитывались произведениями Хемингуэя, Сэлинджера, Фолкнера, Брэдбери, Воннегута, русскими соавторами которых их можно назвать безо всяких натяжек.
Очевидно, не одного меня пугает лавина иностранных, преимущественно английских слов, как с Ниагарского водопада обрушивающаяся на нас из радио- и телевизионных приемников, со страниц печатных изданий и из Интернета. Не знаю, что это — пробел образования, небрежность, выпендреж или стремление переводчика «срубить побольше капусты»? Скорее всего, и то, и другое, и третье… Вот и приходится читать и слышать в эфире про всякие «трафики», «гаджеты», «месиджи», «миксы», «тренды» и прочий словесный мусор. Иногда создается впечатление, что человек по ту сторону экрана думает, что если он скажет «винтажный кутюр», то будет выглядеть в нашем лице умнее, чем, если бы он просто произнес «мода прежних лет». Как правило, все как раз наоборот.
Англицизмы проникли даже в школьные учебники. Откроешь учебник по химии, там сплошные «оксиды» и «диоксиды» (хорошо, что пока не еще «оксайды» и «дайоксайды»). Чем так провинились русские «окись», «двуокись», «закись»? Боюсь, что лет через несколько в аптеках будут спрашивать не перекись водорода и йод, а «гидроген пероксайд» и «айэдин». Создается впечатление, что авторы российских учебников не сами их писали, а просто плохо перевели учебники американские. Можно еще понять, когда кальку делают для научных терминов, отсутствующих в русском языке, но зачем дублировать слова, давно устоявшиеся и обрусевшие? Например, есть в русском языке слово «рейтинг», тоже заимствованное, но уже укоренившееся в нашей речи. Недавно открываю статью, посвященную рейтингу вузов, и читаю «рэнкинг университетов». Зачем? Вот еще совсем анекдотическая ситуация. В русском языке есть слова— лозунг и девиз — синонимы, пришедшие к нам соответственно из немецкого и французского языков. Нет, мало, нужна еще американская калька — «слоган».
Как-то на машине застрял в пробке и от нечего делать слушал радиоприемник. Через каждые десять минут музыка прерывалась рекламной, что объявляется конкурс на «вакантную позицию главного бухгалтера». Я так и представил, как «на позицию девушка провожала… главного бухгалтера». Не знаю, кто писал текст этой рекламы, но английское слово «position» среди прочих имеет и значения «должность, «звание», и русские привыкли говорить «вакантная должность». Я же, не выдержав издевательства над русским языком, переключился на другую радиостанцию. Пожалуйста, если хотите показать свою эрудицию, разговаривайте по-английски с американцами, австралийцами, индийцами, наконец. Боюсь, правда, что не всем это под силу: сразу становится заметен небогатый словарный запас и «метростроевский акцент».
Полная неразбериха и с иностранными именами собственными. Скажем, наверное, лишь один из десяти, вещающих нам о своих путешествиях с телеэкрана, правильно ставит ударение в названии страны Шри-Ла́нка (по-сингальски — «прекрасная Ла́нка»). В головах других, название индонезийского острова Ба́ли, в котором ударение стоит на первом слоге, по-видимому, смешалось с названием африканской страны Мали́. Не нужно ходить далеко, чтобы услышать множество других аналогичных несуразностей. Но зачем тогда издают словари? Почему бы прежде, чем зачитывать текст перед объективом телекамеры, не открыть справочник и не уточнить произношение слов, которые вызывают сомнения? А может быть следует рекомендовать печатным изданиям проставлять ударения в именах собственных?
«Мы все учились понемногу», наверное, поэтому сейчас очень модным стало показывать свою образованность. Вдруг, например, название полуострова Флори́да начинают читать с ударением на первом слоге, да и река в Нью-Йорке, оказывается вовсе не Гудзо́н, а «Ха́дсен». Мол, так правильно по-американски, забывая при этом, например, что Флори́да — испанское название полуострова, и по-испански читается именно с таким ударением. Как раз американцы поменяли ударение в этом слове так, как им это было удобно. Стремление быть святее Папы Римского иногда приводит к курьезам. Помню, в одной из развлекательных телепередач, ведущая, бывшая спортсменка, «поправила» участника игры, сказав, что столица Швейцарии не Берн, а «Бёрн». Спортивные комментаторы — бывшие чемпионы — в этом тоже в лидерах. То откроют нам Америку и сообщат, что Лейпциг, по-немецки вовсе не Лейпциг, а «Ляйпциг», и произносить название столицы Саксонии нам следует именно так и никак не иначе, то объяснят, что город в штате Нью-Йорк не Буффало, как мы всегда думали, а «Баффоло».
Это напомнило мне старый анекдот про Вовочку. Возвращается первоклассник Вовочка из школы возбужденный, и с порога торопится что-то сказать. Но, мать ему строго: поешь и потом все расскажешь. Садятся они обедать, Вовочка опять рвется что-то сообщить, но отец опять — мол, когда я ем, то глух и нем…. Наконец, дело доходит до третьего. Тут уж терпение Вовочки окончательно иссякает и он торжествующе изрекает: «Сидите, кофий пьете и ничего не знаете, а пиписька х… называется!»
Не так давно на глаза попалась заметка «Как это будет по-русски?» («МК» от 08.08.2012). Илья Бараникас со всей душевной силой обрушился на нас, невежд, за то, что мы коверкаем английские имена и фамилии. Вот ведь ужас-то какой! Оказывается всю жизнь мы неправильно называли Арно́льда Шварцене́ггера, нам и невдомек, что американцы произносят это имя с ударением на первом слоге! А бедные актеры Деми и Рождер должны посыпать себе пеплом головы за то, что в России их фамилию пишут «Мур». Журналист безапелляционно заявляет: «У фамилии Moore не бывает другого чтения — только «Мор»». Что ж, проверим себя, откроем «Webster Encyclopedic Unabridged Dictionary of English Language» и еще раз посмотрим, как этот один из самых авторитетных справочников английского языка рекомендует читать фамилию «Moore» (с. 929). Словарь дает три варианта произношения: первый — Мур, второй — Моур, и лишь третий — Мор. (Обычно варианты даются в порядке частоты употребления). Не берусь судить, возможно, Деми или, Роджер, или оба они и предпочитают, чтобы по-английски их называли Мор, вот, скажем, в России большинство Ивано́вых предпочитает, чтобы ударение в их фамилии стояло на третьем слоге, ну а кто-то хочет, чтобы его называли Ива́нов. Но дело даже не в этом, а в том, что живем мы в России и говорим по-русски, а русский и английский — это, как любят говорить в Одессе, «две большие разницы». И в данном случае ссылки на то, как это звучит в другом языке, абсолютно неуместны. Вот ведь и фамилии великих английских драматургов мы традиционно произносим Шекспир и Шоу, а не «Шейкспеар» и «Шо», и это ни у кого не вызывает протестов — разве что у неофитов, только что выучивших правила чтения английских слов. (Заметим, правда, что сам Бернард Шоу, будучи в Советском Союзе, обижался, когда его фамилию произносили Шоу, наверное, из-за того, что по-английски это означает эстрадное представление.) А по-китайски некоторые наши фамилии, возможно, вообще будут звучать неприлично для русского уха. Но, как видим, даже в США большинство предпочитает звать Мура Муром. На протяжении полутора столетий переводчики стихов ирландского поэта Томаса Мура воспроизводили его фамилию по-русски именно так, именно такое произношение закрепилось в русском языке и стало каноническим. Тем более что по-русски слово «мор», как все мы знаем, означает эпидемию с большим количеством смертельных исходов.
Вернемся теперь к Арно́льдам, Альфре́дам и прочим именам, пришедшим к нам с Запада. Напомню, что в русский язык (впрочем, как и в английский) имя Арно́льд пришло из французского, и именно с таким ударением. Saint Arnold — имя одного из франкоязычных святых, покровителя пивоваров. Англичане же переставили в имени святого ударение на свой манер, и делают акцент на первом слоге. Ну и Бог с ними, пусть говорят, как хотят. В России же ударение закрепилось на втором слоге. Именно такое произношение соответствует нормам русского языка и зафиксировано в словарях, равно как и произношение других заимствованных имен: Арно́льд, Адо́льф, Аско́льд, Альбе́рт, Альфре́д, Арту́р… (Вот и автор теории относительности у нас Альбе́рт Эйнште́йн, а не «А́льберт А́йнштайн», как его имя звучит по-немецки).
В каждом из языков за столетия установились свои каноны и нормы. Скажем, в польском ударение обычно стоит на предпоследнем слоге, во французском — на последнем, и при заимствовании иностранных реалий, каждый язык их трансформирует, выстраивая под себя. По-французски имя американского актера-губернатора звучит вообще как Арно́льд Шварцнегге́р. И представьте, французы против этого не возражают, наоборот, очень строго осудят того, кто будет говорить иначе. Если следовать логике защитников чистоты английского языка в русском, нужно выбросить все энциклопедии и справочники и переписать их заново. Мол, наши предки — неучи, которые не потрудились узнать у американцев (испанцев, немцев, французов…), как следует правильно произносить их имена собственные. Вот и Илья Бараникас упрекает нас, что мы говорим Вашингто́н, а не «Уо́шингтон», как ему хотелось бы. И плевать, что традиции такого произношения имени президента и столицы США в русском языке чуть ли не триста лет. Да и произношение «уо́шингтон» вызывает ассоциацию со словом «вошь», такой очень неприятной букашкой. Боюсь, однако, что скоро от нас будут требовать произносить имя Вашингто́на с носовым «н» и редуцированным «г», чтобы больше походило на американский.
И дело не в нашем пренебрежении к иноземным именам. Существуют традиции, и традиционно мы, например, говорим Ло́ндон, а не «Ла́ндэн», как называют свою столицу англичане, а столицу Франции мы зовем Париж, а не «Пари», как французы. И Париж стал в России Парижем не потому, что наши предки плохо учились в школе. В конце восемнадцатого — начале девятнадцатого века почти все российское дворянство говорило по-французски, кто лучше, кто хуже, но не до такой степени, чтобы не знать, как галлы называют свою столицу. Просто такое произношение более органично соответствует строю русского языка. Те же французы вместо «Ла́ндэн» говорят «Лондр», а англичане — не «Пари», а «Пэрис», и по этому поводу ни у тех, ни у других не возникает взаимных упреков в пренебрежении или в неуважении. Попробуйте заставить их говорить иначе — не получится, они свято чтут свои традиции! Так в угоду чему мы должны отменять свои?
Есть и другие причины, почему, заимствуя иноземные имена, язык их трансформирует. Дело в том, что с младенческих пор голосовой аппарат «настраивается» на произнесение слов родного языка — и даже если в зрелом возрасте человек в совершенстве овладел иностранным, ему чрезвычайно трудно избавиться от акцента. Очень и очень немногим это удается. Именно поэтому язык не слепо копирует иностранное произношение, а адаптирует чужеземные слова в соответствии со своим ладом и строем.
Недоволен Илья Бараникас и тем, как мы называем великого американского президента Фра́нклина Делано́ Ру́звельта. Было бы наивно подозревать, что переводчики Сталина, который неоднократно встречался с Рузвельтом, плохо владели английским или не знали, как правильно читать его имя. Но по-русски более органично звучит именно Ру́звельт, а не «Роузэвельт», как это имя произносят американцы. Кстати, не все. В том же словаре Вебстера отмечено, что употребляется и орфографическое произношение, то есть «Ру́зэвельт». Впрочем, и второе имя президента мы произносим как Делано́, а американцы «Де́лэноу». Надо, наконец, понять, что русский язык живет по своим законам, и не дело тащить в наш монастырь чужой устав.
Например, сейчас нас активно пытаются отучить писать мягкий знак в заимствованных словах. Дескать, раз буквы «ь» в английском языке нет, то и нам не следует ее употреблять в английских именах собственных. Такие имена как Чарльз, Дональд, Макдональд, тот же Альфред… предлагается писать без мягкого знака. При этом забывают, что в отличие от английского, в котором звук «l» произносится несколько мягче, чем русский «л», а в слоге «ar» звук «r» редуцируется, и имя Чарльз слышится почти как «чалз». К тому же мы оглушаем звонкие согласные на конце слова, и «чарлс», «доналт» звучало бы по-русски неудобоваримо. Пропала бы вся «сладкозвучность» русского языка.
Да, что там иностранные имена. Мы не знаем, где ставить ударения в своих именах собственных. Например, смоленское село Ка́тынь, ставшее печально известным после расстрела вблизи от него польских военнопленных, стараниями масс-медиа повсеместно стали произносить с ударением на втором слоге, очевидно по аналогии с сожженной немцами белорусской деревней Хаты́нь. Коренные жители Ка́тыни, очень обижаются, когда слышат, как коверкают название их родного села. Единственный, кто за последние лет пять правильно произносил название этого населенного пункта по телевизору, был патриарх Кирилл. Это далеко не единственный пример. Может быть, разумно было бы печатным масс-медиа ставить ударения в именах собственных?
Мы начинаем забывать собственную топонимику — исторические названия русских городов, улиц, фамилий. Уже не только в быту, но и из «ящиков» редко услышишь исконные исторические названия московского района Хорошёво-Мнёвники, Самотёчной площади и улицы, Троицко-Печёрской лавры. Увы, даже некоторые математики сегодня не знают, что фамилия великого русского математика Чебышёв, а не «Че́бышев». Поэтому всячески поддерживаю тех, кто хочет вернуть букве «ё» ее законное место в письменном русском. Вероятно, из русскоязычных текстов она исчезла из-за того, что когда-то в механических пишущих машинках не хватило места для литеры «ё», как и для круглых скобок, но в наш компьютерный век этой проблемы больше нет. Попробуйте заставить французов писать имя их Деда-Мороза без двоеточия над «ё», и вы узнаете много новых для себя французских слов. Резко отрицательно отношусь я и к попыткам «упростить» грамматику и правописание русского языка. Нет уж, пусть, как сказал Петр I, «дурь каждого» двоечника, даже занимающего высокие посты, «всем видна будет».
Или вот, наши украинские братья настаивают, чтобы по-русски мы говорили не «на Украину» и «с Украины», а «в Украину», «из Украины». Дескать, когда Украина входила в состав СССР (Российской империи) это было правомочно, а как стала «незалежной», то, будьте любезны, внесите коррективы в русскую грамматику. Дорогие мои, испокон веков в русском языке со словом Украина, по аналогии со словом «окраина» употребляются предлоги «на» и «с». Также мы говорим на Кубе, с Кубы, на Мадагаскар, с Аляски… Пожалуйста, разговаривая по-украински говорите «в Україну», «з України», но не нужно непонятно во имя чего заставлять русских отказываться от наших традиций и переходить на бердичевский говор русского языка. То же самое могу сказать в отношении другой братской республики. Хотя по-белорусски ее название «Беларусь», по-русски правильно все-таки «Белоруссия» (а вот название трактора и по-русски будет «Беларусь», и здесь ни у кого возражений не возникает).
Заранее хочу отмести любые упреки в национализме или шовинизме. У меня нет абсолютно никаких предубеждений в отношении украинцев и белорусов, тем более что половина моих родственников живет в Белоруссии, а среди самых близких друзей много украинцев. Просто досадно слышать, когда благодаря усилиям доморощенных лингвистов, уже из телевизора звучат и такие перлы как «в Камчатку», «из Кавказа»...
Давайте же бережно относиться к своему языку. Ведь Русский язык — это одна из важнейших составляющих, делающих Русских нацией, наряду с общей территорией и экономикой. Хочу напомнить, что еще в 1755 году М. В. Ломоносов писал императору Павлу: «…Невероятным сие покажется иностранным и некоторым природным россиянам, которые больше к чужим языкам, нежели к своему, трудов прилагали. Но кто, не упрежденный великими о других мнениями, прострет в него разум и с прилежанием вникнет, со мною согласится. Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятелем, итальянским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка…».
Мне очень не хотелось бы, чтобы через несколько десятилетий язык Пушкина и Толстого, Лермонтова и Чехова, Есенина и Шолохова превратился этакий «руслиш, диалект английского языка, на котором говорит население Восточно-Европейской равнины».
